Old Equestria

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Old Equestria » Архив игровых тем и конкурсов » Литературный конкурс Любовных Историй


Литературный конкурс Любовных Историй

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Доброго времени суток, уважаемые участники нашей ролевой. Как вы уже, наверное, догадались по названию этой темы, а может и по дате на календаре, скоро наступит такой праздник, как День Сердец и Копыт, отмечаемый 14 Февраля. По традиции, которая едва может ей так зваться, в преддверии этого дня Администрация объявляет о начале конкурса любовных историй, который продлится до 15 Февраля этого года. Вы можете проявить ваш талант начинающего или уже опытного фанфикописца, ролевика и, возможно, даже шипера. Ваша цель — развлечь читателей и себя в первую очередь, зажечь в окружающих прекрасные чувства, вызвать сопереживание героям ваших историй. Автор лучшей работы получит соответствующее достижение, которое можно будет впоследствии увидеть в профиле. Что касается наград за участие и приза зрительских симпатий, а также прочих номинаций, то их введение зависит от количества присланных работ.

Условия участия:
1) Вы должны написать в данной теме историю до 15 Февраля включительно.
2) Размер истории может быть любым, но учитывайте, что ролевая имеет ограничения, хоть и предел их крайне велик, а также короткие истории редко получаются интересными (но бывают и исключения)
3) Оформлять историю можно как по правилам ролевого поста, так и оставить обычным текстом
4) История должна быть связана с любовью (в любом проявлении, хоть родительская, хоть к особенному пони), но при её жанр может быть любым: от гримдарка до зарисовки
5) Если история будет содержать те или иные рейтинговые элементы, необходимо предупредить о них перед историей.
6) Оценка историй будет производиться жюри и открытым голосованием после завершения конкурса, но вы также можете ставить плюсики понравившимся вам историям
7) Просьба все истории размещать под спойлером для удобства читающих
8) Написание нескольких историй не возбраняется, но прошу, не распыляйтесь на несколько, если не уверены, что осилите

По всем вопросам можно обращаться к Анимадриэль.

Удачи вам, господа писатели-ролевики. И да наполнятся ваши сердца теплом, а копыта будут в копытах любимых.

0

2

Вступление от автора

Это уже третий конкурс, к которому я имею отношение и в то же время это третий раз, когда этот конкурс проводится впервые на ролевой. Увы, но для первого конкурса я не успел написать историю и был лишь советчиком, а для второго соавтором.
Данная история продолжает цикл историй Лиры, являясь своего рода продолжением и приквелом к ним. Также тут встретятся и новые истории. Действие происходит до начала 6 сезона в альтернативном мире для сериала и каждой из ролевых, но при этом каждая из рассказанных историй будет содержать что-то знакомое для тех, кто знает историю Эквифима и вместе с тем будет иметь сильные различия с ней.
Имена и характеры в истории как правило не имеют ничего общего с их владельцами. У историй нет какого-либо подтекста. При создании историй было учтено мнение прошлого автора.
Благодарности: Лире, Элеоноре и Гэбриелю, Тандерлейну и Дискорду с прошлых ролевых.
Минутка самокритики: истории получились временами затянутыми (особенно последняя), но если читать их по одной, а не все сразу, может быть не так плохо. В рассказах будет не так много о любви, как хотелось бы, но на то это и третья часть, которая всегда губит серию)  Итого все рассказы в сумме содержат 43,5 к символов, или 7к слов.

Понивильские Истории. Рыжая свадьба
Пролог

Свадьба поистине одно из самых волнительных и счастливых событий для многих пони, ведь что может быть лучше, чем официальное подтверждение перед всей семьей и перед всевышней, что две души, две половинки нашли друг друга в этом безумном мире и готовы никогда и ни за что не расставаться, кроме как в случае счастливой смерти в старости. Это событие можно сравнить в чем-то с днем сердец и копыт, когда одни счастливы что пара, другие радуются за них и за своих возлюбленных, а третьи наполняются решимостью во что бы то ни стало найти и себе возлюбленного, чтобы быть таким же счастливым, как и молодожены. Однако, как праздник любви, так и праздник брака не может не содержать в себе сокрытую от счастливых пони сторону, а именно несчастных в любви. Одно дело, когда ты лишен пары, другое дело, когда ты её лишен в результате разбитого сердца и уж тем более большая разница, если ты присутствуешь на свадьбе того, кто разбил твое сердце. Ведь свадьба ставит окончательную и болезненную точку в твоих мечтах, что вы все же однажды будете вместе. Сильнее этого убедить тебя что все кончено может разве что известие о рождении жеребенка у твоей бывшей любви. Так давайте же посетим одно из таких торжеств, взглянув на него глазами стороннего наблюдателя.

Значимое место Элеоноры

Яркие весенние лучи солнца осветили прекрасную долину холмов, деревьев и водопадов. И хотя вокруг благоухало весной, эта роща была окрашена в рыжие оттенки. Были ли тому причиной не опавшие с осени листья на деревьях и теплая зима или же цвет почвы, но эту долину можно было описать одним оттенком: огненно-рыжий, или же иначе говоря, цветом невесты. Это место было выбрано влюбленной парой для проведения торжественной церемонии как раз из-за красоты этой местности, ну а также потому что оно играло для них особую роль, являясь во многом судьбоносным. И хотя эта влюбленные впервые встретилась не тут, но это место стало тем, что направило невесту к своему будущему жениху. Впрочем, чтобы узнать подробности того, как две души нашли друг друга, стоит узнать больше о прошлой жизни невесты и жениха.
Элли, как ласково называет её жених, не всегда была той самой кобылкой, чьё сердце может принадлежать лишь одному жеребцу и одному месту. Она была странницей, искательницей приключений, спасительницей многих сел от монстров в ночи, и её сердце если кто и умудрялся завоевать, то лишь до тех пор, пока она не покидала деревню, отправляясь искать новую опасность и увлекательную историю. В какой-то мере её поведение было защитой, как себя, так и своих поклонников, ведь жизнь героя полна опасностей от которых могут пострадать как ты сам, так и твои любимые, и Путница не хотела страдать по своим любимым, как и не хотела, чтобы они страдали по ней. Храня свою любовь под надежной защитой и маской из героических поступков она и не подозревала, что в один день эту защиту пробьет монстр вроде тех, против которых она обычно боролась.
Гэб был самым обычным единорогом с тем лишь отличием, что ему было около пятисот лет, хоть и выглядел он на двадцать четыре. Как такое возможно, спросите вы? Гэбриел Керз был вампиром. Нет он не пил кровь, не боялся чеснока или не отбрасывал тени, все что в нем могло выдать вампира это спальня в гробнице, немного более острые клыки, чем у обычных пони и красные глаза. Конечно, жажда крови в нем также была, но он старательно подавлял её жаждой найти ответы, кто повинен в том, что он стал таким и есть ли способ вновь стать нормальным. В своем стремлении он предпочитал иди к цели напрямик, игнорируя всякие не нужные в его пути вещи такие, как общественная жизнь или любовь. Да и кто может полюбить монстра? Какая-нибудь школьница без таланта актерской игры?
Эти двое имели много общего, но и при этом были антагонистами друг для друга: охотник и нечисть, фанатик и жертва, но судьба свела их вместе, когда Элли, изучая фолиант по магии крови. Она это делала под тем самым дубом, у которого сейчас собирались гости. И сидела искательница приключений там до тех пор, пока не заметила нечто зловещее бьющее в небо со стороны Понивильского кладбища. То же самое заметил и Гэб из своей гробницы, и так будущие супруги отправились вместе к своей судьбе.
Оказавшись втянутыми в целый ворох событий на кладбище, в результате которого оно было разрушено, Элеонора впервые в своей жизни засомневалась в вампирах, а в сердце Гэба появилась мелкая искра жизни. И на этом бы завершилась их история, как и любое приключение Путницы, но магия Белохвостой рощи, что оказывалась столь судьбоносной для этих двоих дала делу дальнейшее развитие. После событий на кладбище кобылка хотела отмыться от грязи могил, а вампир уговорить её сохранить в тайне его секрет, чтобы он мог без опасений для своей жизни продолжать искать ответы. Когда Путница окунулась в то самое озеро, куда падала вода из водопада и на который открывался превосходный вид с места грядущей церемонии, она не предполагала, что следующий её шаг по дну озера окончательно перевернет её жизнь и как искателя приключений и как борца с вампирами. Оступившись и оказавшись в глубокой яме, она стала тонуть. С её смертью тайна Гэба так бы и осталась тайной, и в любой другой ситуации его бы это устроило, но в этот раз что-то, возможно, та самая искорка, что была зажжена искательницей приключений, вынудило вампира спасти Путницу. Если спросить саму кобылку о моменте, когда она полюбила Гэба, то она назовет этот момент, хотя очевидцы поговаривают, что что-то в ней изменилось все же спустя два дня после инцидента.
Поступок Гэба внес в сердце кобылки сомнение в том, что все вампиры плохие, но что же поселило в их сердцах любовь спустя два дня? Никто не знает, а сами влюбленные обижаются на этот вопрос. Может, близость смерти и смена прошлых идеалов вызревали в душе Путницы, а затем объединившись с всей той любовью, которую она таила в себе за время своих приключений, вылились в признание своему спасителю. Может, что-то натолкнуло её на мысль, что все её приключения это пустое, и она будет счастлива только с одним конкретным пони, который смог ей указать на это, который смог понять истинную личность Путницы. Так или иначе, после того судьбоносного случая, Элеонора больше не искала приключений одна, она связала свою жизнь сперва с поиском ответов вместе с Гэбом, а потом, когда ответы были найдены, а вампир излечен согласилась прожить с ним всю оставшуюся теперь уже вероятно спокойную жизнь. И эту жизнь они по праву заслужили после всех тех приключений, через которые успели пройти меньше, чем за полтора года.
Это место видело и спасение кобылки, и её последующую смену приоритетов, и рассказ о своей семье, и признание Гэбу в любви. Здесь пара влюбленных, что нашла друг друга выбрала себе милые прозвища, впервые поцеловалась, задумалась о жеребятах, а потому не удивительно, что в один день, под этим самым дубом, с которого все и началось, уже ставший обычным единорогом Гэбриел Керз сделал предложение Сердца и Копыта бывшей искательнице приключений Путнице Элеоноре Майпа, и она согласилась.
***Любовь, действительно, странное чувство. Она во многом действует сообща с Судьбой и во многом необъяснима. Иногда противоположности притягиваются, а иногда отталкиваются. Иногда все что нужно для удачного романа, чтобы она последовала за ним, а не он за ней, а иногда все решает властитель Хаоса. Примерно такие мысли записал одиноко сидящий на холме перед грядущей процессией темно-синий единорог в старой потертой шляпе. Он наблюдал за собирающимися гостями и малодушно радовался тому, что невеста опаздывает. В некотором роде, те минуты, что её не было еще означали для жеребца, что у него есть шанс, что судьба переменится. И хотя он не собирался воспользоваться этим шансом, сам факт опоздания Элеоноры грел ему душу, одновременно причиняя боль от того, что он желает несчастья молодым. Нет, этот единорог не был влюблен в Путницу, по крайней мере в том понимании, в каком обычно понимают влюбленность, он скорее сожалел об упущенной возможности.
Тут к писателю сзади кого-то подошел, и он обернулся, увидев перед собой заинтересованно смотрящую на собирающихся гостей мятную единорожку.
— Что там происходит? — поинтересовалась она, переведя взгляд на жеребца.
— Свадьба, — вздохнув, сухо ответил пони, — Гости собрались, но невеста пока опаздывает.
— А чья свадьба? — заинтересованно ответила пони, переведя взгляд вновь на процессию.
— А вы не слышали еще? Это же главная новость дня, хоть влюбленные и хотели скромной свадьбы. Женятся Путница, спасшая Понивиль и Гэбриел Керз, защитник Эквестрии.
Мятная кобылка присвистнула и усмехнулась званиям, которые им приписал жеребец. На некоторое время повисла тишина, пока единорожка не нарушила её.
— Подождите, а Путница, это случайно не Элеонора Майпа?
Теперь уже присвистнул единорог, взглянув на собеседницу.
— Не многие знают её настоящее имя. И вы судя по всему из числа знающих. Но при этом ничего не слышали про свадьбу? Разве вы не должны тогда уж на ней присутствовать?
Кобылка грустно улыбнулась и присела рядом с писателем, продолжая смотреть вперед.
— Должна была, но то время давно уж минуло. Когда-то я должна была стать её подружкой невесты, а ныне она меня не помнит, хоть и прошло всего два года... — произнесла кобылка, переведя взгляд на единорога, и прежде чем он попытался что-либо ответить продолжила, — О, и не спрашивайте, как так получилось, это очень долгая история, да и я сама стала давно другой.
Жеребец промолчал, но стал внимательно смотреть на собеседницу, поскольку та сильно заинтересовала его своей таинственностью и столь знакомым печальным взглядом, в котором читалась боль от разочарования, связанного с любовными делами.
— Что же случилось с вами, мисс? — наконец, поинтересовался единорог.
Кобылка вздохнула и начала рассказ, что так давно ходил по местным тавернам особенно в преддверии дня Сердец и копыт.

История единорожки

Когда-то давно это я должна была стать той самой счастливой невестой, о которой все говорят в округе. У нас могло быть счастливое будущее полное роз и фиалок, ведь тот, кто должен был стать моим лучком солнца, моим крохотным уголком, наполняющим тело и душу теплом и счастьем бы, наверное, лучшим из жеребцов, о котором может мечтать кобылка. Да, наверное, так все кобылки говорят, не удивлюсь, что и жеребцы могут допустить в своей речи подобные эпитеты, но мы действительно, были созданы друг для друга. Сама судьба дала мне знак, когда он смог заметить меня, простую пони в мире холода и печали, и не забыл, как другие. Это определенно была моя судьба...
С его появлением весь холод, что окружал пони вроде меня исчез без следа, я стала счастливее, но еще и не представляла, как счастлива могу быть. Но мне довелось узнать об этом довольно скоро, когда буквально на следующий день, как он появился в моей жизни, на меня напал жуткий зверь, монстр! Эта тварь едва не обескровила меня и сильно навредила моим друзьям, в особенности Ему, но мой возлюбленный даже сквозь боль, даже сквозь травму крыла, он сражался чтобы только не подпустить монстра обратно ко мне. Именно тогда, прежде чем потерять сознание от потери крови, но после того, как увидела, насколько храбр был Он, я и поняла, сколь сильно его люблю. Очнувшись в больнице, я обнаружила его рядом с собой, Он доставил меня туда даже не смотря на то, сколь сам был травмирован, а когда очнулся, не отходил от моей постели ни на минуту, ведь я была для него той, ради которой стоит жить и бороться.
Увы, но встреча с тем жутким монстром оставила нечто серьезнее травмы крыла, ссадин и сильной слабости, о нет, она превратила меня в подобие того кровопийцы. Едва заметив кровь на повязке моего любимого, я озверела, превратилась в фурию, готовую разорвать его на мелкие кусочки. Не знаю, как ему удалось спастись от моего безумия, а мне в конце концов остановиться, но я смогла вернуть себе свой облик. Но я не могла так рисковать жизнью своего любимого, я попросила его убить меня, однако он отказался. Любой другой, видя монстра и имея контроль над ситуацией, сделал бы это, особенно, что сам вампир просит, но мой герой выбрал другой путь. Он поклялся, что во что бы то ни стало он не даст мне больше становиться такой и никогда не бросит меня и не разлюбит. И он сдерживал это обещание достаточно долго. Мы искали способы излечиться, были всегда неразлучны, он поддерживал меня, говорил прекрасные слова. Я была счастлива с ним.
Но эта история, увы, не имеет счастливого финала. После произошедшего мы старались не лезть в неприятности, не искать приключений, а жить самой обычной жизнью, чтобы никто из нас не пострадал. Меня устраивала такая жизнь, но его похоже нет. Мы стали отдаляться друг от друга, при этом делая вид, что все в порядке. А когда он сделал мне предложение, я восприняла это как должное, да и он его делал скорее ради приличия. Но за три недели до свадьбы он изменил мне. И ладно бы с какой-то кобылкой или не соображая ничего, но нет он сделал это с жеребцом, каким-то там стражником из Кристальной Империи. А позже я узнала, что он изменил мне еще тогда, в ночь, когда я стала монстром. Не стоит говорить, какой случился скандал. Но на самом деле я была готова ему простить и это, ведь я любила его больше чем кого-либо, и такая глупая ошибка или две ничего бы не изменили. Но он так и не вернулся. Было ли ему стыдно или он на самом деле уже не любил меня, я не знаю, но эта история так и закончилась для меня сильным душевным шрамом.
Мое имя было опорочено, я оставалась монстром, а единственный пони, которому я была нужна выбросил меня как сломанную игрушку. Мне не хотелось жить. Не знаю, откуда я нашла в себе силы справиться со всем этим, да еще и в одиночку, но я смогла все же излечиться хотя бы от вампиризма. Лекарством же от сердечных ран стали вечера в трактирах. За полгода я превратилась в еще больший мусор и посмешище, но меня это больше не заботило. Меня вообще больше ничего не интересовало в жизни. И хуже всего было в праздник Сердец и Копыт, тогда я особенно сильно напилась, что мне буквально чуть ли не потребовалась капельница.
Однако, видимо, судьба не столь жестока, как шутлива, ибо во второй подобный праздник, я оказалась в доме одной такой же одинокой пони по имени Бон-Бон. Её история была не такой печальной, как моя, но содержала примерно те же тусклые оттенки. Самый незаметный ребенок в семье и самая невзрачная пони в городе, герой страшилок для жеребят ввиду своего затворничества и кобылка с дурной репутацией для жеребцов. Она тонула в несправедливости и едва держалась на плаву, как в своем бизнесе, так и в жизни. Я послужила её спасательным кругом, а она моим. Я спасала её от одиночества, а она от меня с самой, мы сильно подружились, а потом наша дружба как-то сама собой переросла в нечто большее, когда я чтобы поднять ей настроение после очередного неудачного свидания пригласила на свидание со мной. Я тогда хотела отвлечь её от всего того, что на неё свалилось, и мне это вполне удалось. А затем я захотела видеть эту счастливую улыбку на её лице каждый день. К моей неожиданности, она не сочла мою идею глупой или оскорбительной, ведь ей самой захотелось видеть меня такой же счастливой как тогда.
С тех пор мы так вот и спасаем друг друга от горести судьбы. И хотя прошлые раны так и останутся шрамом на душе, я в некотором роде все же счастлива сейчас, хоть мне и грустно, что я так и не стала невестой, и что моя нынешняя любовь порицаться обществом за свою нетрадиционность. Что же касается Того самого, что нарушил свое обещание, я не знаю, где он сейчас. Слышала, что он женился на какой-то искательнице приключений. Но если честно, мне не хочется больше вспоминать о нем или тревожить былые чувства. Все что мне теперь нужно это Любовь Бон-Бон.

Интерлюдия

Писатель внимательно слушал единорожку, не перебивая её даже когда у него появлялись вопросы. Когда же кобылка закончила, единорог понимающе кивнул.
— Да, вашей истории не позавидуешь, но я счастлив, что вы в конце концов нашли свое счастье — произнес он. — И знаете, вы даже дали мне надежду, что судьба не бывает всегда жестокой.
Жеребец горько усмехнулся и стал приматриваться к расположившимся в долине гостям. На свадьбе было всего лишь трое пони, считая жениха, а также несколько животных, обладающих высоким интеллектом. Но вот на поляне появилась рыжая единорожка, которую вел другой пони и с уст наблюдателя сорвался легкий огорченный вздох. Невеста все же показалась в Белохвостой роще.
— А как вы излечились от вампиризма? — спросил единорог, нехотя отводя взгляд от долины.
— Это не важно, — ответила пони, с интересом смотрящая на писателя с самого его комментария к истории. — Куда важнее то, что вы сами сказали, что не многие знают настоящее имя невесты. А уж ваша реакция на её появление о чем-то, да говорит. Так о чем же?
— О, это не стоит вашего внимания, мисс, простая глупость, — поспешил заверить её единорог.
— И все же. Я поделилась своей историей, а как говорится, откровенность за откровенность. Мне будет интересно послушать.
— Ну, хорошо, — с неохотой ответил наблюдающий. — Но сперва, быть может вы представитесь, а то вы сказали, что вашу историю знают многие завсегдатаи таверн, однако я с ней познакомился лишь ныне.
— Лира Хартстрингс, хотя я не слишком люблю это имя после всех тех историй, но вы тем-не менее можете звать меня Лирой.
— Ну, хорошо, Лира, очень приятно познакомиться. Мое имя Найтквилл, но вы могли знать меня под именем Ночное Перо, если жили тут два года назад, ну или под псевдонимом Лиам, если читали мои книги.
Перо вздохнул, подумав о чем-то своем, отчего на его лице мелькнула на мгновение ностальгическая улыбка и продолжил:
— И моя история не будет столь же печальна, как ваша, но при этом у неё не будет такого многообещающего хорошего финала. Вы правы, я знаю Элеонору, но я для неё, возможно лишь обычный странник в её обыденном приключении. Однако если же вы все-таки хотите услышать историю обычного писателя, то я её вам поведаю.

Упущенный шанс Писателя

Если любовь подчинена судьбе, а судьба подруга хаоса, то мое знакомство с путницей можно считать ироничным, поскольку ему поспособствовал сам его властитель: Дискорд. Вас может удивить, но я, автор многих романов про искательницу приключений, сам никогда не участвовал ни в одном из таковых, по крайней мере до того дня, как мне посчастливилось встретиться с прибывшей в тот день в Понивилль Путницей и Дискордом, творившим мелкий беспорядок в одном из домов. Увы, но моя история будет лишена четких подробностей, поскольку я сам до сих пор не уверен, что из неё было реально, поскольку в тот день я оказался под воздействием каких-то чар лорда Хаоса и еще два дня видел многое, чего не существовало на самом деле. Я даже какое-то время думал, что вся моя встреча с Путницей была плодом моего больного воображения. пока та сама не убедила меня, что мы виделись ранее. Но обо всем по порядку.
В ту ночь по ряду забавных и не очень совпадений я оказался в Компании Элеоноры, Дискорда и Твайлайт, отправившихся в лес ради какого-то очень важного дела, связанного с неким зловещим культом. Обыденная история для Путницы и верх безрассудства и отсутствия нормальности происходящего для меня. И все же я старался сохранять спокойствие мышления и рациональность происходящего то ли, чтобы что-то доказать себе, то ли чтобы впечатлить принцессу, а может и ради самой Путницы. Так или иначе, но приключение не сложилось самого начала: едва мы покинули относительно безопасную часть леса, как на нас напали невиданные прежде монстры. Они не были похожи ни на одно животное, разве что отдельными частями напоминая что-то среднее между бабочкой и ящерицей, знаю, как это трудно представить, но еще труднее это было увидеть и осознать, когда все случилось за доли секунд. Если мы с Принцессой и драконикусом как-то умудрились от них увернуться или отбиться, то вот Элеоноре, на которую пришлась основная атака повезло меньше: её отравила одна из тварей. Не знаю, боялся я тогда за весь наш отряд, за себя или за саму Путницу, но я переживал за ранение единорожки, с которой был знаком меньше шести минут, пожалуй, больше чем за жизнь своей сестры. Немедля ни минуты, я готов был пропустить её кровь через себя, чтобы очистить её от яда и это при том, что я уже был отравлен Дискордом. Но Элеонора не захотела подвергать меня риску и стала заверять, что с ней все в порядке. Я не смог её переубедить и все что оставалось, это приглядывать за ней, и быть ближе, чтобы в случае чего сразу же подхватить и оказать помощь.
Повозка была уничтожена, и мы вынуждены были дальше бродить по лесу пешком, Эля резво шагала впереди, ведя весь наш отряд, а я старался не отступать ни на шаг от неё. Наверное, было что-то большее чем забота о собрате по отравлению между нами, по крайней мере мне так начинало казаться тогда. Наконец, после хождения если не кругами, то по одинаковой местности мы оказались у какой-то расщелины, к которой тут же кинулась единорожка. Она там увидела некого жеребенка по имени Квайтли и вытащила его оттуда до того, как на него напали огромные пауки. И тут у меня вроде бы начавшие проходить галлюцинации проявились в самый неподходящий момент, потеряв бдительность, я не уследил и кобылка, потеряв сознание сорвалась в пропасть. К счастью, тут вовремя подоспел Дискорд, обрушив край расщелины, чтобы мы смогли спасти Путницу, но чего он не учел, так это того, что тем самым он растормошил гнездо пауков. Они стали подбираться к нам, пока мы пытались сбежать, но одного из нас, самого маленького, они успели поймать в кокон и буквально растворить заживо. Да, они убили Квайтли на глазах Путницы. Хотя на самом деле, если говорить о том, что произошло на самом деле, то Квайтли жив, вон он стоит слева от жениха. Но то, что мы увидели тогда в расщелине, казалось всем нам правдой. Хуже всего было то, что у нас не было времени даже оплакать этого жеребенка, ибо ущелье начало рушиться, а Пауки наступать, всячески препятствуя нашему побегу. Мне пришлось уносить Элеонору на себе, потому что она просто не могла пошевелиться от потрясения. Только у самого края ущелья она смогла прийти в себя, начав рыдать, я пытался её утешить, но понимал, что это бесполезно, Квайтли было не вернуть, а из памяти не вычеркнуть его ужасную смерть. Элеонора зарылась в мою гриву, продолжая всхлипывать, а мы шли дальше от этого проклятого места. Я проклинал свою беспомощность, проклинал, что не мог сделать большего для неё, что оказался слаб, чтобы спасти того жеребенка.
Выбравшись из ущелья, мы решили дать себе передышку, пока можем. Расположившись на полянке у ручья, все мы сидели молча, обдумывая произошедшее. Путница старалась не показывать своей печали, старалась быть сильной ради цели экспедиции, но слезы которых было не сдержать выдавали её. Чтобы не показывать своей слабости, она под предлогом, что разведает местность, убежала вверх по ручью, я увязался следом. Догнав её у небольшого озера, где она умывалась, смывая грязь и слезы, я постарался как мог отвлечь её, рассказав про себя, все же мы были почти не знакомы, а уже прошли через такое. Кое-как, но у нас завязался разговор и Эля даже начала забывать о том, что случилось, тогда же она и сбросила маску самоуверенной Путницы и открылась мне, как самая обычная кобылка Элеонора Майпа. Она боялась, что её настоящее имя изменит мое мнение о ней, но нет, такая простая вещь как имя не могла изменить меня и мое мнение, но вот её поступки. Да, благодаря ей я впервые оказался в приключении и впервые мне было о ком заботиться, кроме себя. Если это и была любовь, то она была слабой, такой, которую могло время либо раздуть, либо, наоборот, затушить. И я бы хотел узнать, что из этого вышло бы, но все закончилось даже не начавшись. Наш разговор прервала внезапная атака новых монстров, мы поспешили в лагерь к Дискорду и Твайлайт, которые во всю сражались с теми же, кто на нас напал. Что случилось потом я помню очень смутно, но, кажется, Путница потеряла сознание, Дискорда окружили энты, Твайлайт откинула одна из тварей, а меня кто-то оглушил ударом по голове.
Очнулся я у себя дома и логично посчитал все произошедшее жутким кошмаром. Я должен был радоваться, что всего этого не произошло со мной, но что-то заставляло меня грустить и этим чем-то всей вероятности была Путница. Тогда я еще не верил, что она реальна и когда на следующий день столкнулся с ней, посчитал галлюцинацией, чем видно сильно её оскорбил, что не мудрено. Так или иначе, но наши пути разошлись, она умчалась на очередное приключение, а я оказался втянут в историю с одной воровкой, из-за которой сменил место жительства, но это на самом деле совсем другая история. В принципе, тогда, в новом приключении с воровкой я и переосмыслил все произошедшее и понял каким был ослом, что упустил шанс поговорить с ней или хотя бы поблагодарить, что она изменила мою жизнь. Вернувшись сюда спустя полгода, я решил узнать не появлялась ли та искательница приключений в этом городе еще раз, и к моему удивлению, она не просто появлялась, но и осталась здесь жить, встречаясь с каким-то пони. Вот только мне не удалось нанести ей визит и просто пообщаться как с старым другом, если она, конечно помнила меня. Она была в каком-то долгом путешествии с её новой любовью, которая по моим расчетам появилась у неё на следующий день после того, как я её видел в последний раз. И хотя она была по сути для меня никем, я чувствовал какую-то легкую обиду и родство к Путнице. И мне захотелось сказать ей свое последнее спасибо, которым стал памятник спасительнице Понивилля. Вон он, стоит почти у самого входа в рощу. Не знаю, для чего конкретно я его заказал, и на что рассчитывал, возможно, на то, что он будет напоминать ей обо мне, а может чтобы он напоминал мне о ней и о той ночи, что прошла для меня кошмаром, но навсегда изменила неудачного писателя приключенческих романов.

Интерлюдия II

К моменту, как Перо завершил свою историю началась церемония бракосочетания, проводимая самой Принцессой Любви — Каденс. У пары влюбленных, действительно было много влиятельных знакомых, кто бы что бы ни говорил. Когда писатель закончил, Лира хмыхнула, а после задумчиво покачала головой.
— Если она вас помнила на следующий день после того кошмара, возможно вы для неё были такой же необычной встречей, как и она для вас. Возможно, вам стоит не гадать, а просто подойти к ней, — предложила единорожка жеребцу, на что тот, усмехнувшись, покачал головой.
— В этом нет никакого смысла, мы виделись всего раз, и даже если она меня до сих пор помнит, то нам просто будет не о чем разговаривать. Да и уж лучше жить мечтами, чем в реальности встретить холодный взгляд, обращенный к незнакомцу, — парировал писатель, на что Лира лишь грустно и понимающе кивнула ему.
***Едва завершилась официальная часть церемонии бракосочетания и Элеонора Майпа стала Элеонорой Керз, не пойми откуда набежал табун пони, ведомый желтой единорожкой с синей гривой. Эта пони была знакома многим, как репортер Эквестрийского Ежедневника — газеты, рассказывающей первой о последних новостях. Видимо, Врайнч Де Файнчин (так звали репортера) решила, как можно скорее взять интервью и заснять пышное торжество спасительницы Понивилля. Однако молодожены, желающие побыть лишь вдвоем и не желавшие суматохи целого табуна пони, скрылись в этой самой суматохе, сбежав под шумок из рощи. Гостям же осталось лишь праздновать свадьбу без самих виновников торжества, благо друзья молодоженов не успели сбежать.
Тут писатель разглядел в одной из беседовавших групп одну кремовую пегаску с розовой гривой, которая обнимала крылом черного жеребца-пегаса с ирокезом болотно-серого цвета. Эта пони была весьма радостной и за ней не было заметно и тени прошлой скромности, а главное, она буквально излучала радость, как и её кавалер, которого она обнимала.
— Это что? Флаттершай? — удивленно воскликнул писатель, кивком указывая на привлекшую его внимание пони. — Никогда не видел её такой открытой, а главное радостной. Она же раньше боялась даже нос показать на подобных торжествах. А если и появлялась, то всегда грустной стояла в стороне.
— Но все изменилось после того, как она нашла свою любовь в лице Тандерлейна, — ответила ему Лира, помахав пегаске копытом. — Хех, знаешь, её история в некотором роде похожа на наши с тем лишь исключением, что её закончилась как нельзя хорошо.
Лира задумалась, почесав подбородок и, в очередной раз хмыкнув, поделилась своим наблюдением, слабо усмехнувшись:
— Хех, пожалуй, тут дело было в том, что мы погнались за искателями приключений, не будучи готовыми к ним сами. Флаттершай и Тандерлейн же не искали приключений сами, но они их нашли и свели вместе. И знаешь, — Лира громко хихикнула, — У Тандерлейна в этой истории есть кое-что общее с тобой в твоей истории.
— Что же? — с усмешкой спросил единорог.
— Пойдем, отойдем в менее шумное место, расскажу, — загадочно ответила мятная пони и повела жеребца за собой, начав свой рассказ.

Любовь и прочие лекарства Флаттершай

Известно, что жизнь пегаса не обходится без травм, и эти травмы во многом замедляют работу погодной службы. Однако её могут замедлять еще и ленивые по своей сути работники. Но в особенности скверно бывает, когда этот ленивый работник получает травму. В ночь, с которой и началась история Флаттершай и Тандерлейна, последний как раз возвращался из больницы с перевязанным крылом после полученной травмы, которую, как он утверждает, получил в сражении с древесным волком. Флаттершай же оказалась в столь не свойственно поздний для себя час на улице из-за своей безграничной заботы о кролике, у которого закончилась морковь. Пожалуй, можно сказать, что их судьбы были сплетены в тот самый момент, когда кобылка с безграничной заботой и добротой встретила изувеченного, но и при этом не озлобленного жеребца. Да, едва заметив повязки на крыле Тандерлейна, Флаттершай забыла и про свой страх и почти что про стеснительность, проникнувшись к жеребцу симпатией. Конечно, это было еще очень далеко до настоящей любви между парой особенных пони, но заложило крепкий фундамент дальнейшему развитию событий. Что же до Тандерлейна, то он, как и многие жеребцы Понивилля, тепло относился к пегаске, очарованный её простотой и красотой. Наверное, будь пегаска менее пуглива и стеснительна, у неё давно бы было много ухажеров, но лишь Тандерлейну со сломанным крылом удалось пробиться сквозь эту стену, воздвигнутую пегаской.
Жеребец сам не заметил, как вместо пути домой пошел вместе с Флаттершай на рынок, попутно предложив ей понести за неё сумку. В пути он хвалился своей отвагой и тем, как именно повредил крыло, а кобылка в ответ то и дело волнительно вздыхала или удивлялась рассказам пегаса. Когда же парочка добралась до рынка, от прежней стены, возведенной Флаттершай для защиты от других пони, не осталось и следа. Кобылка свободно общалась с пегасом, в основном правда больше спрашивая о нем, чем рассказывая о себе. Однако, оказавшись у ларька Кэррот-топ, Флаттершай вернулась вновь к своему прежнему состоянию неуверенной в себе пони. Ларек закрывался и пегаска, желавшая купить моркови, была отправлена возвращаться домой ни с чем, чтобы прийти завтра. Флаттершай бы согласилась на это, но тут вмешался Тандерлейн, который решил помочь пегаске в общении с торговцем. Жеребец всем сердцем хотел сделать приятно кобылке, для чего так, наверное, и останется загадкой: то ли чтобы отблагодарить за все те добрые дела, что совершала стесняша, то ли за составленную компанию и заботу о его здоровье, то ли просто от того, что ему просто хотелось этого. Так или иначе, Тандерлейн стал настаивать, чтобы Кэррот продала морковь Флаттершай. Жеребец был готов на любые жертвы ради такого пустякового дела, но земная пони оставалась не преступной и в итоге закрыла ларек, оставив пегасов ни с чем.
Данный исход нисколько не разочаровал розовогривую, а даже наоборот, то как вел себя Тандер сильно впечатлило и воодушевило её. Что же о пегасе, то исход уговоров, наоборот, сильно разочаровал его, отчего тот решил на следующий же день как можно раньше принести морковь Флаттершай, ну, а пока что он мог лишь проводить её до дома, чтобы Флаттершай не было страшно идти по ночным улицам. Когда пара пегасов подошла к дому Флаттершай, кобылка чтобы хоть как-то отблагодарить услужливого жеребца, пригласила его на чай. Но тот то ли от стеснения, то ли ради обдумывания, как стоит порадовать завтра пегаску морковью, отказался. Данный отказ не должен был расстроить Флаттершай, не любившей гостей в позднее время, она отчего-то ей было грустно, что не удастся побыть с Тандером еще чуть-чуть побольше. Весь оставшийся вечер она только и думала, что о нем да о том, как он был мил с ней последние несколько часов. Дивясь этим мыслям, пони так и заснула, чтобы утром обнаружить на своем пороге того, о ком она думала, и этот пони был не с пустыми копытами. Тандерлейн выполнил данное самому себе обещание, хоть и не был обязан, но он не мог не думать, как подвел милую пегаску прошлой ночью. На радостях, кобылка чмокнула своего спасителя (пусть и в малой беде) в щечку, чем смутила как пегаса, так и саму себя. Лучшим разрешением неловкости для обоих пони, как им показалось, было попрощаться, сделав вид, что ничего такого не случилось. Однако пегаска не смогла выкинуть это из головы, недоумевая, почему она поступила так вызывающе.
До конца разобраться в своих чувствах Флаттершай и Тандерлейну предстояло в Ночь Кошмаров. Не стоит говорить, как сильно этого праздника сторонилась пугливая пони, и какой страх испытывала перед Вечносвободным лесом, но в ту ночь Пинки удалось уговорить свою подругу выбраться на праздник в самую чащу того самого леса. По великому плану Судьбы там же был и Тандерлейн, который искал Зекору, чтобы она сварила для него зелье, способное излечить его крыло. Флаттершай, которая едва держалась, чтобы в ужасе не убежать домой при любом шорохе просто оцепенела от страха, когда её подруга скрылась в толпе прочих праздновавших, оставив её одну посреди леса с прочими пони, наряженными в страшные костюмы. К большому облегчению пегаски, среди этих пони был как раз Тандерлейн, чья компания принесла огромное облегчение кобылке. Увязавшись за ним к Зекоре, поскольку лишь с ним одним сейчас было не так страшно бедной кобылке, она стала свидетелем, как зебра дала Тандеру зелье и предупредила его, что то зелье исцелит крыло, но накликает новую беду. Тогда еще пони не придала этим словам должное значение, больше заботясь о борьбе против собственных страхов, но эта фраза имела очень весомое значение для их дальнейшей судьбы.
Покинув Зекору, пони буквально взмолила пегаса, чтобы тот проводил её до дома, ибо ей было слишком страшно идти одной. По пути Флаттершай то и дело прижималась к жеребцу, ища в его теплой шерстке спасение от любой опасности, и каждый раз после этого она краснела и извинялась, но в то же время, с каждым разом она чувствовала все меньшее стеснение. Когда же пара пони добралась до особняка, Флаттершай все еще не могла прийти в себя: ей всюду мерещилась опасность, и все её пугало. Забыв о былой неуверенности и стеснительности, она попросила пегаса переночевать с ней, и тот, видя состояние пони, не отказался. Однако Тандерлейн увидел в просьбе Флаттершай нечто большее, нечто, что она сама до сих пор не могла признать в себе по отношению к пегасу. Тандерлейн посчитал, что раз уж пони зовет его уже второй раз к себе на ночь, то тем самым пытается признаться ему, что он ей нравится, ну, а поскольку и сам пегас был не равнодушен к Флаттершай, то он поступил единственно верным, как ему казалось, способом: он её поцеловал в губы. Флаттершай ничего подобного не ожидала, но, когда его губы соприкоснулись с её, она не попыталась отстраниться. По крайней мере, не сразу. Буря эмоций, что так давно спали в ней, вспыхнула в эту ночь, искра что появилась между ними, когда они искали морковь, сейчас была раздута этим самым поцелуем. Однако Флаттершай все же слегка оттолкнула пегаса, поинтересовавшись, почему он её поцеловал. Тандерлейн тогда готов был провалиться сквозь землю, осознав, как превратно понял знаки кобылки, он готов был уйти, чтобы не вызывать еще большую неловкость, но Флаттершай его остановила, сказав, что ей все еще страшно спать одной и поцелуй ей понравился. Остаток вечера, пока Тандерлейн засыпал, приняв лекарство Зекоры, Флаттершай пыталась проанализировать и понять, что же теперь будет между ней и жеребцом, спящим в её постели и поцеловавшим её до этого. Да, возможно, череда событий и неловких ситуаций и могла бы не быть ничем особенным для кобылки, но Флаттершай увидела во всем этом знаки Судьбы и решила попробовать дать пегасу шанс. Примирившись с этой мыслью, пони легла спать, поцеловав перед сном спящего жеребца.
Следующий день стал днем первого свидания двух пони, а вместе с тем он же и стал испытанием их любви и тем самым днем, что окончательно укрепил их отношения. Хотя, признаюсь, история того, как именно он укрепил их весьма странная. Зелье, которое дала Зекора, конечно, излечило крыло пегасу, но вместе с тем наградило бредом. И чем больше времени проходило, тем безумнее становился Тандерлейн. Во время их свидания в кафе пегас ни с того ни с сего стал говорить, как мягкотела была Флаттершай, как она была обузой для своих подруг и никогда ни в чем не могла самостоятельно помочь им. Эти слова ранили открывшую свое сердце кобылку сильнее отравленного клинка. Убежавшая вся в слезах, она прорыдала до самого вечера, утешаемая своими подругами, ну а Тандерлейн решил изменить погоду Понивилля на куда более грозовую. В своем безумии он решил затопить весь город, отчего пришлось собирать абсолютно всех пегасов и Флаттершай в том числе, чтобы разогнать грозовые облака. Наполненная решимостью доказать Тандерлейну, что она не тряпка и может защитить своих подруг, Флаттершай ринулась в бой со стихией, но, как и все пегасы долгое время терпела от неё поражение, ибо Тандерлейн создал слишком сильный ураган. Тогда скромная прежде пони решила вразумить безумного пегаса словами. Борясь с сильными порывами ветра и уклоняясь от молний, она достигла трона гроз, созданного Тандерлейном и стала его уговаривать, что не приносило должного результата и только сильнее ранило чувства пегаски. И тогда она сказала, что Тандерлейн перестал быть собой, что он не тот самый пони, которого она полюбила, что он стал хуже. Это сильно разозлило Тандерлейна, и тот в ярости метнул молнию из ближайшей тучи. Увы, но Флаттершай не успела среагировать, и электрический разряд пронзил тело пегаски насквозь, вызвав остановку сердца. Оно было разбито теперь не только в эмоциональном, но и в физическом плане. Увидев, как пони, что прежде любила его падает, Тандерлейн вернул себе рассудок и метнулся, как можно скорее за ней, чтобы не дать умереть той самой, некогда нерешительной пони, которая нынче в одиночку остановила злодея.
Не знаю, было ли тому причиной, что Флаттершай слишком добра, или что Тандерлейн тогда не был собой, а может были и еще какие-то детали этой истории, которых мы не знаем, но Флаттершай, когда очнулась в больнице не ненавидела, не боялась, а, наоборот, хотела видеть того самого пегаса, что чуть не убил её. И этот пегас был у её кровати, был все те дни, что пони была без сознания, покидая её палату разве что для того, чтобы не встречаться с её подругами. Пегас по-настоящему понял, как любил эту пони, едва не потеряв её, ну, а Флаттершай, видимо, убедилась в своих чувствах и поняла, что стоит дорожить каждым моментом со своим возлюбленным. После выписки из больницы, кобылка и жеребец решили устроить повторное первое свидание, за которым вскоре последовало второе и третье, и так они встречаются уже год. Не удивлюсь, если на этой самой свадьбе Тандерлейн решится сделать ей предложение сердца и копыта, а Флаттершай ответит ему согласием. В конце концов, после того происшествия, она стала уверенней в себе и счастливей, перестала быть такой пугливой как раньше, ну, разве что еще побаивается грозовых облаков. Ну, а Тандерлейн благодаря своей Флатти стал куда менее ленивым. И хотя ему в погодном управлении доверяют разве что уборку снега и управление полетом перелетных птиц, он усердно трудится каждый день ради неё, чтобы вернуться в строй погодной элиты.

Эпилог

Когда единорожка закончила свой рассказ, они с Пером сидели на траве перед памятником Путнице. Где-то недалеко все еще слышался шум праздника, который если верить предположению Лиры должен был вскоре усилиться, когда Тандерлейн попросит копыта пегаски. Долгое время и писатель и единорожка сохраняли молчание, думая каждый о своем, пока писатель не поднялся и, развернувшись, к своей собеседнице не произнес:
— Что ж, спасибо за весьма интересную историю. Должен отметить, что у вас замечательный талант рассказывать истории, вам стоит сделать это вашим призванием.
— О, вы мне льстите. Я не столь искусна в этом ремесле. Да и мой талант распространяется разве что на истории так или иначе связанные с любовью, — с усмешкой ответила пони, — Однако, мы с вами отдалились от празднества, пора бы и вернуться.
— Знаете, но я все же откажусь, я приехал сюда лишь только чтобы увидеть воочию заключение брака между Гэбриелем и Элеонорой. И хотя мне было приятно послушать ваши истории, увы, я должен возвращаться обратно к себе. И все же я рад, что поделился с вами своей историей и услышал вашу и Флаттершай. Мне радостно, что в них несмотря на все горести судьбы все же был хороший финал. От этого и мне кажется, что моя история просто еще не пришла к нему.
На мгновение, лицо Лиры слегка помрачнело, но затем это было скрыто дружелюбной улыбкой.
— Как знать, может вы и правы. Надеюсь, еще увидимся, счастливого вам пути, произнесла она помахав копытом писателю.
— И вам тоже, прощайте, — ответил ей писатель и медленно побрел из рощи к понивильскому вокзалу.
Единорожка какое-то время провожала его взглядом, а после развернулась, направившись к ближайшим кустам.
— Увы, но некоторые истории счастливо заканчиваются лишь на первый взгляд, — печально произнесла она, заходя за куст.
Если бы в округе был бы хоть один пони, то он увидел бы, что в следующее же мгновение, как кобылка зашла за кусты, за ними возникла зеленая вспышка, после чего оттуда вышел пегас кремово-лимонного оттенка с сине-желтой гривой. Этого пегаса не видели в городе примерно столько же, сколько и Лиру в вампирском облике, хотя если говорить по правде, то Лиру в вампирском облике никто и не видел, или по крайней мере не помнил подобного. На самом деле никто не помнил и про присутствие Лиры тут три года назад, все их знания начинались с момента её разрыва с каким-то жеребцом. Тем самым жеребцом, который только что вышел из кустов. Пегас направился на тот же самый холм, где до этого беседовали Лира и Перо, и где теперь сидел черный пегас с сине-белой гривой.
— Что там происходит? — поинтересовался подошедший с точно такой же интонацией, как и до этого Лира.
— Была свадьба, а вскоре один пони сделает предложение другой, — безучастно ответил второй пегас, печально вздохнув.
***Если любовь может зародиться сама собой и может также исчезнуть, то откуда и куда? А если её можно поглотить, то можно ли повернуть этот процесс вспять? Быть может, способ давно известен и давно используется?
Быть может, он прямо перед вами?

-1

3

Конкурс закрыт. Печально, что была написана всего одна история, пусть и объемная.
Поздравления для участника конкурса! Призом ему станет достижение "Валентин?"

0

4

Понивильские Истории. Последний рассказ Лиры.

Предисловие

Вот и настал тот момент, когда я выкладываю рассказ, о котором никто не просил, но который мне хотелось написать. То, что началось с простой идеи раскрыть истории прошлого конкурса с другой перспективы, несколько затянулось и вылилось в итоге в рассказ на 15,5 тысяч слов, или же 99,400 символов. Причем изначально, была мысль отойти от жанра любовной истории, но все немного подпортила история третьей главы. Вообще, с третьей главой возникло больше всего проблем, хотя она и была основана на готовом произведении, а не на полете моей фантазии как прочие истории. И, наверное, именно это как раз и затруднило её написание.
Ну, да ладно, о чем эта история, что носит такое необычное заглавие? Это продолжение цикла историй, начатых Лирой и Лиамом и в то же время это рассказ, который ставит точку в истории Лиры. Вот только ставя одну точку, рассказ добавляет еще две после, а то и вовсе ставит знак вопроса после слова "конец". В истории было нарушено главное правило ремейков: не стоит трогать оригинал, а главное сам этот ремейк сделан самую малость поверхностно. Но, как уже было сказано это история, о которой никто не просил.

ВНИМАНИЕ: Рассказ содержит спойлеры к Фоновой пони и Замку из стекла (вся третья глава). Была попытка сократить число спойлеров до первых двух глав, но если вам и этого много, то стоит читать крайне осторожно главы начиная с 3. Действия рассказов разварачиваются до начала 6 сезона в альтернативном мире для сериала и каждой из ролевых. Ради условности принято, что каждый сезон занимал год жизни понивильцев. Все совпадения с реальными персонажами не преднамерены даже в третьей главе и автор не желает оскорбить ни чьи чувства. Все упомянутые персонажи принадлежат их владельцам. Автор настоятельно не рекомендует искать в историях подтекст, даже если он и подразумевается.

Благодарности: всем, кто послужил первопричиной создания этих историй; Лоночату и Сычевальне Лиама; Лире за основную историю и Archi за побуждение написать третью главу поведением главного героя.

Пролог

Знаешь, что причиняет большую боль? Не
отказ на признание, не потеря самой
любви, не то как она не замечает тебя.
Больше все-го ранит, то, как кто-то делает
более уверенный шаг, чем ты, а потому
твоя любовь становится счастливой уже
не благодаря тебе

        Слова черного голубокрылого пегаса долго звучали эхом в голове удаляющегося пони. Вопреки настроению бредущего по улочкам Понивилля, погода была на удивление приятной: солнце своими весенними лучами согревало прохладный после зимы воздух, щебечущие птицы, пару часов назад с опаской вылезшие из своих гнезд уже во всю распевали радостные трели окончившейся зиме и наступившим теплым денькам. На небе также было ни облачка, видно пегасы сегодня особенно не желали бездельничать, убрав хмурость прошедшего дня. Все в этом провинциальном городке пело и излучало самые что ни на есть радостные эмоции, которые несомненно мог чувствовать бредущий по улочкам пони, остающийся отчего-то угрюмым.
        Пока кремовый пегас шел от Белохвостой рощи к хижине на окраине города на границе с Вечносвободным лесом, ему не встретился буквально ни один понивилец: то ли не все любили наслаждаться такими весенними деньками, то ли все уже давно отправились в парки и сады в другой части города, а может абсолютно все жители уши на то самое торжество, откуда, как считал сам пегас, он трусливо сбежал. Но даже если бы кто-то и встретился кофеиновой ракете, вряд ли бы он хоть его теперь тут узнал. Нет, пегас нисколько не изменился с тех пор, изменился сам город, его жители и его истории. Одно, правда, осталось в нем неизменным: чувства, которые питали жители друг к другу. Хоть в городе за последние 4 года и появилась резиденция Принцессы Дружбы, произошло несколько пожаров и других мелких катаклизмов, жители города ни на йоту не сменили своего вечно дружелюбного, вечно праздного и веселого отношения к жизни, самим себе и к друг-другу.
        – Пожалуй, мне есть что добавить к твоим словам, – мысленно обратился пегас к своему недавнему собеседнику, открывая дверь своей хижины. – Куда сложнее не просто видеть, как кто-то сделал твою любовь счастливее, но в добавок к этому еще и понимать, что достанься эта любовь тебе, решись ты на тот самый шаг, тебе бы нечего было бы ей предложить. И со временем несчастны бы оказались все так или иначе имеющие отношение к вам двоим. Таков закон жизни.
        Грустно вздохнув, пони закрыл за собой дверь на засов, и затем, взглянув на давно задернутые покрытые пылью занавески, направился на второй этаж, постепенно преображаясь из кремового жеребца с синей гривой в существо, покрытое черным хитиновым панцирем с розовой пластиной и такой же дырявой, как и остальное тело полупрозрачной гривой и парой стрекозиных крыльев. Оказавшись на втором этаже, чейнджлинг, как их принято было называть в Эквестрии, вспорхнул на кровать, пролевитировав к себе синюю книгу-блокнот с писчим пером.
        – Слишком много сантиментов в последнее время, – хмыкнула себе под нос кобылка и начала что-то записывать в книгу.

Глава 1

«Обычный день в Понивилле. Носительницы
сражаются с очередным монстром, кто-то
бегает туда-сюда, кто-то падает в
обморок из-за сломанного цветка. А кто-то
просто сидит и ждёт, как та одинокая
слепая пони, расположившаяся на лавочке
под тенью вишни. Кого же она ждет?»

        Выведя вопросительный знак на бумаге, я перешла на новую строку и остановилась.
        – Кого же она ждет? Действительно, кого? Или чего? Ага, конечно же, это будет какой-то жеребец, который подарит ей зрение, кто-то кого она любит, и кто любит её. Но что из этого? И какая же это банальщина!
        Я отложила перо и задумчиво посмотрела в потолок. Побелка давно покрылась трещинами и потеряла свою белизну, будто бы весь дом с уходом его истинной хозяйки утратил всякую волю к жизни. И теперь высасывал её остатки из меня. Дом, построенный мятной единорожкой и рыжей яблочной пони, действительно действовал на меня крайне удручающе, но покинуть я его не могла. Хотя что же может быть проще? Взять прикинуться дальней родственницей кого-то из этой деревушки, да хоть из той обширной семьи яблочников. Просто уйти отсюда, избавиться от того, что так сильно изменило меня. Избавиться от её незримого присутствия.
        Напомнив себе про сроки, я отбросила мысли о побеге из хижины и вернулась к блокноту. Но вновь, поставив перо на новую строчку, так и не смогла ничего выдавить из себя.
        – Ну, давай же, тебе же удавалось это раньше, да и все ждут от тебя, вернее от неё этой истории. Но… Это же так глупо!
        Перо, повинуясь вспышке гнева, уже было готово метнуться в сторону окна, но вовремя было остановлено благоразумной и бережливой частью меня
        – Очередная сопливая история, которая не заслуживает похвалы, но все равно займет первое место, потому что это написала она, а не кто-то другой. Да, когда вообще у этой глупой единорожки был талант к любовным делам?
        Я опять взглянула на блокнот и отложила его в сторону, продолжив с безнадегой смотреть на потолок. Эта писанина – одна из многих вещей, которую я могла бы перестать делать, просто-напросто отказавшись. В конце концов, ведь каждый может измениться со временем, поменять свои привычки, находя их глупыми или даже вредными для общества и для самой себя. Однако же, как и в случае с её домом, как и в случае с её жизнью, её историей и её друзьями, я не могла просто изменить ей. Не могла я найти и удобоваримое объяснение такого отношения к этой пони, кроме как объяснение банальной сентиментальностью и жалостью к ней.
        Поняв, что в ближайшее время я не смогу пересилить себя и написать то, что требуется, я захлопнула книгу и поднялась с кровати, направившись к книжной полке, поставив синий блокнот обратно. Устало спускаясь по лестнице, я медленно принимала облик бывшей владелицы этой хижины. К последней ступеньке я могла бы увидеть в зеркале светло-салатовую мордочку с проницательным и в чем-то даже веселым взглядом янтарных глаз, слегка прикрытых белоснежной прядью мятной гривы. Мне был дорог и в то же время ненавистен этот облик, но он всегда позволял мне сконцентрироваться на написании историй.
        – Эх, Пи, что же стало с тобой за эти годы? И как ты во все это вляпалась? Как простая шалость, совершенная тобой в больнице с одним из пациентов, привела тебя к тому, что ты теперь живешь жизнью его особенной пони, о которой сам пегас ничего не помнит?
        И ведь, действительно, как? Как разведчица роя, находящаяся в Понивилле с миссией ожидать новых распоряжений после кантерлотского фиаско Кризалис могла оказаться тут? В этой хижине, в этом облике, да еще и застрявшей в нем на долгие три года? Для меня все началось в ту ночь, что тут прозвали ночью вампиров, а для неё… Для неё все началось на два с половиной года раньше. В ночь, когда вернулась Найтмермун.
***        Никто сегодня не припомнит, чтобы Лира присутствовала в городе в тот день. Не вспомнит они и её присутствия в тот год, да и в следующий тоже. Для одних она появилась в городе за полгода до ночи вампиров, для других незадолго после неё, но для всех её появление было весьма таинственным. Появившись из ниоткуда, она каким-то образом знала каждого жителя, знала подход к ним, их увлечения, слабости, их горести и радости, не имея ни родственников, ни друзей в городе, владела хижиной на его окраине, и причем каждый мог поклясться, что эта самая хижина появилась в городе вместе с ней. Никто не помнил, когда она была построена, что её могли не замечать, и жил ли тут кто-то раньше, раз уж теперь тут поселилась эта единорожка, привлекающей к себе много внимания своей общей таинственностью. Но как единорожка внезапно появилась, так она и совершенно спокойно влилась в жизнь прочих обывателей этого городка и интерес к мятной стал убывать. Хотя все же кое-что в ней выделялось из толпы обывателей: закрепившееся за ней звание «графини любви» благодаря весьма эффективным советам и так называемым «листам шиппинга», которые помогли одиноким понивильцам найти себе идеальные пары.
        После того как Лира объявилась в городе, её стали частенько видеть в компании местного кофеинового сорвиголовы Брайт Болта. Это был кремовый пегас с сине-желтой гривой и кьютимаркой красной ракеты. Он был в прошлом стражником Кантерлота, отправленным в отставку по одним слухам из-за кантерлотских чисток после атаки чейнджлингов, по другим из-за непростительного поведения по отношению к своим сослуживцам. Лично я придерживалась теории, что причина была совершенно другой и связанной с его любовью к взрывам. Между ним и Лирой не было ничего кроме разве что дружеских отношений, но каждый замечал, как кобылка выглядит потерянно без него, и как буквально расцветает, когда находится где-то в компании с ним. «Смогла найти пару всем, кроме себя. Видит счастье других, но не свое» – частенько говорили про единорожку. Однако же судьба решила все же вознаградить мятную, открыв ей глаза на Брайта. Хотя, если посмотреть на произошедшее сейчас, я бы с трудом назвала это подарком Судьбы. С другой же стороны, Брайт был тогда для утопающей в грусти и одиночестве Лиры той самой спасительной соломинкой.
        Приближался День Сердец и Копыт, и один из шутников подговорил Брайта написать историю для конкурса, главным призом которого должен был стать ужин с любой кобылкой или жеребцом Понивилля, которых волен выбрать сам победитель. Брайт, поспешно согласившись, довольно быстро понял, что писатель из него, ровно, как и романтик на самом деле никудышный. Впрочем, так можно было тогда сказать о любом другом участнике конкурса. Ну, и чтобы увеличить свои шансы на победу он предложил своей подруге Лире также написать историю на конкурс, чтобы победить если не как автор, то хоть как соавтор. Лира долгое время сомневалась, поскольку не думала, что тот, кто давно уже не знал любви, сможет написать о ней, но Брайт её всячески поддерживал: сначала из корыстных побуждений, чтобы выиграть спор и пригласить на свидание какую-нибудь красавицу, но затем, сам того не замечая, он стал все более искренно хвалить Лиру, чаще проводить с ней время, да и просто заглядываться на неё. Да и сама Лира, стала замечать, что испытывает к Брайту нечто большее чем дружбу. Ну, и переживания автора романтической зарисовки накладывали свой отпечаток. Так что, к моменту сдачи рассказ был пропитан живыми эмоциями его авторов, пока еще не решившихся признаться друг другу в собственных чувствах.
        Ни для кого, кроме самой Лиры, не стало сюрпризом, что именно её рассказ победил в конкурсе, и совершенно не удивительно, что в качестве своего кавалера, она позвала на ужин Брайта. Тогда еще просто как еще одного одинокого пони, который не имел пары в День Сердец и Копыт. Парочка весьма приятно провела этот вечер, завершением которого стало признание пегаса, что ему далеко не безразлична мятная единорожка. И Лира ответила на его чувства. Так, двое пони пришедшие в ресторан просто друзьями, вышли уже особенными пони.
***        Воспоминания о жизни Лиры до вампирского инцидента вызывали у меня смешанные чувства. С одной стороны, вся эта развивающаяся любовь двух пони была для меня, как для чейнджлинга сродни хорошему вину, раскрывающему свой букет в аромате и послевкусии, но с другой стороны меня немного подташнивало от того, насколько эта история была пропитана наивностью и несерьезностью на первый взгляд. Совсем как та о слепой, которую я все никак не могла написать к ежегодному конкурсу историй Лиры.
        – Наверное, и мне нужен, кто-то вроде Брайта, чтоб вдохновлять меня, как он вдохновлял ту, чьей жизнью я теперь живу. Но у меня у меня его нет… ровно как нет его и у Лиры теперь… Хм, а, может, и не надо ничего мудрить? Разве любовь не может быть просто… обычной и пусть чем-то неприятной для одиноких? В конце концов, ну что такого в сопливой истории про то, как один пони подарил зрение другой во имя любви?
        Я вздохнула и, немного побродив по комнате, взвешивая все «за» и «против» своего решения, поднялась все же наверх, чтобы дописать историю.
        «Ждет ли она прихода какого-то звука, запаха? Или быть может она ждет чьего-то голоса? Такого родного, мягкого и самого приятного на свете. Голос её опоры, её надежды и любви. И вот она слышит его, сразу после уже давно узнаваемых звуков садящегося рядом пегаса и ощущения теплого ветерка рядом, что создали его крылья.
        – Привет, – произносит он так ласково, приобняв её крылом, дабы дать понять, что он рядом. – Пойдем?
        Слепая лишь кивает в ответ, опираясь копытцем о плечо пегаса и расплываясь в счастливой улыбке. Дальше парочка, ведомая жеребцом, идет куда-то, размеренно беседуя о том, как прошел день каждого из них. Дорога сменяется с городской брусчатки на проселочную дорогу, но слепая нисколько не пугается необычному курсу, который проложил для неё ведущий пони. Она полностью доверяет ему, но он тем не менее спешит её успокоить:
        – Мы идем к озеру, я хочу… – мелодично произносит пегас, немного запнувшись на слове «показать», – Я подготовил для тебя сюрприз, который тебе определенно, должен понравиться.
        Кобылка в очередной раз кивает, продолжая совершенно беззаботно беседовать со своим проводником, который спустя пятиминутной ходьбы останавливает кобылку и просит её присесть. Та покорно соглашается, оказываясь на подогретом солнцем песке, который так приятно струится меж копыт.
        – Подожди немного, мне нужно будет немного настроить эту штуку. – говорит пегас откуда-то сзади кобылки, спустя минуту водружая какой-то шлем на её голову. – Готово, вроде бы должно сработать. Погоди секунду.
        – Что это? – с интересом спрашивает кобылка, ощупывая копытцами причудливое устройство на её голове.
        – Это мой сюрприз для тебя, Сноу. Сейчас увидишь его действие, только не пугайся, хорошо?
        – Постараюсь, – хихикнув, отвечает ему слепая, – а что должно произой…
        Кобылке в глаза ударяет белый свет, который затем сменяется красивым пейзажем луга, переходящего в небольшую песчаную насыпь и широкий водоем. Немного испугавшись, кобылка слегка отползает назад, но слыша добрый успокаивающий голос пегаса успокаивается.
        – Тише, Сноуи, ты же обещала. Вот… это мой подарок тебе. Сейчас ты видишь моими глазами, смотри.
        Перед глазами кобылки оказалась серо-голубая пони с маленькими крылышками, на которую был надет велосипедный шлем с какими-то лампочками и проводками, один из которых отходил к тому, чьими глазами она сейчас видела. Глаза же кобылки, что сидела сейчас в шлеме были затуманены дымкой, отчего сразу становилось понятно, что эта пони слепа.
        – Это же… Это… – начала лепетать пони.
        – Да, это ты. – подтвердил её догадки пегас. – Такой, какой я вижу тебя. Хотя за точность не могу отвечать полностью, поскольку для меня ты самая красивая пони на свете и вряд ли я смогу быть объективным, смотря на тебя
        Кобылка хихикнула и, смахнув слезу, постаралась снять шлем.
        – Тебе не понравилось? – грустно произнес пегас, подскочив к кобылке и сняв с неё причудливое устройство.
        – Нет, что ты! Я счастлива! Очень счастлива. – ответила кобылка, сжав в объятиях жеребца. – Это лучший подарок и лучшие слова, что я когда-либо слышала.
        – Ох, Сноуи – прошептал пегас, также обняв кобылку. – Но… это пока только прототип, но уверен, что скоро я смогу вернуть тебе зрение! И тогда я покажу тебе абсолютно все, что ты пожелаешь!
        – Ну, тогда я жду не дождусь, чтобы увидеть тебя, – ответила ему пони, чмокнув пегаса в мордочку.»
        Поставив точку, я облегченно выдохнула и отложила блокнот с пером на столик. Рассказ получился коротким, гораздо меньше того, что написала еще Лира, и меньше моего прошлогоднего. И так же, как и в прошлогоднем, я не чувствовала в нем чего-то живого, хоть он и был написан в точности, как рассказ Лиры.
        – И все же, наверное, нам – чейнджлингам, существам, питающимся любовью, не дано понять её, как тем, кто может любить. И, видимо, писать о ней нам также не дано. Но критики, я уверена, будут иного мнения. Ведь Лира не может ошибаться в любви. Конечно…

Глава 2

Чейнджлинги не могут любить, ну или
любить в том понимании, каком любовь
понимают пони. Мы можем поглощать её,
но не генерировать самим. Этому нас учит
Королева, и этому я охотно верила, не ставя
под сомнение данный факт. Но что если она
все же ошибалась?

        Рассказ о слепой, как я и ожидала, произвел на судий весьма положительное впечатление. Его краткость они сочли лаконичностью, а саму историю милую в своей простоте, и в очередной раз призовое место досталось Лире. Впрочем, в этом году и участников литературного конкурса было в разы меньше. То ли из-за того, что соревноваться с необъективно оцениваемой Лирой было очевидно бесполезно, то ли из-за того, что литературный конкурс уже всем наскучил, а может и из-за того, что с прекращением ведения листов шиппинга, пони просто не могли найти любовь, ради которой стоило писать. Может, в тех глупых списках, действительно, была какая-то польза, и у Лиры был настоящий талант? Кто знает? Но в любом случае, я не смогу подменить её в этом. Я пыталась, но только вызвала неприязнь к ним. Пусть эта неприязнь была недолгой и отнюдь не у многих, но её наличие красноречиво говорило, что это всё не моё.
        Время шло и самый холодный месяц зимы, сменился оттепелью, а затем и настоящей весной, привлекая табуны парочек, желающих закрепить свои отношения официально. Не трудно догадаться, что такие мероприятия всегда были пиром для чейнджлингов, причем не только любителей любви, которой, несомненно, было больше всего на подобных торжествах, но и таких гурманов, как я, что могли найти совершенно любую эмоцию любого оттенка на этом празднике любви. Конечно, после кантерлотского инцидента, некоторые особо претенциозные личности усиливали охрану собственных свадеб, но подобные меры предосторожности совершенно точно не касались мелких городов, вроде Понивилля. Впрочем, такие города не избежали иной болезни светских свадеб: маниакального желания выбрать датой свадьбы какую-то неимоверно особую дату проведения церемонии. Кто-то желал обвенчаться в день солнцестояния по старому календарю, кто-то хотел подгадать дату к трехсотлетию печати нашумевшего романа, а кто-то хотел провести церемонию в первый день весны. Собственно, бракосочетание последних я и решила посетить, выбрав самый подходящий в данной ситуации облик писательницы любовных зарисовок. В конце концов, посещение свадеб помогало мне придумывать истории для публики.
        Гости, собранные особо крикливым редактором местной газеты, ожидали поодаль от алтаря, где ждал свою суженную белоснежный пони с черной гривой, а также готовая их поженить принцесса любви. Её присутствие, которое можно было ощутить едва ли не за пол мили от алтаря, сперва сильно напугало меня, однако отсутствие характерной ауры уставшей стражи немного успокоило меня, дав понять, что Каденс достаточно беспечно относится к собственной безопасности даже после произошедшего. Что поделать, она была принцессой из народа, как и местная заучка, им далеко до великих «светил».
        Ожидание, усугубляемое «крайне веселыми» конкурсами желтой единорожки, было крайне утомительным, а обсуждение буквально с каждым из присутствующих, о чем Лира будет писать на летнем конкурсе, заставляло меня лишний раз усомниться в собственной адекватности, раз я выбрала именно этот облик для посещения свадьбы. В эмоциональном плане также было все печально: все радовались, испытывали гордость, легкую зависть, некоторые даже отличились пошлым настроем, но я не ощущала ни капли влюбленности, или хотя бы привязанности. И это томительное и особенно изнурительное для меня ожидание длилось буквально вечность, пока я не почувствовала среди всего этого пресного пикника пряную ауру тоски по кому-то. Оглядевшись по сторонам, я обнаружила, что она доносится не со стороны гостей, что несколько удивительно, а со стороны холма напротив полянки, где должна была состояться сама церемония. Возблагодарив Королеву за ниспосланный подарок, я направилась к пони на холме, сказав остальным, что мне хочется посмотреть, что там происходит у жениха с невестой.
        Пока я шла, аура таинственного пони, окрашивалась мелкими оттенками зависти, злорадства, грусти и даже влюбленности, но основным мотивом его эмоций была тоска и, судя по спектру его остальных переживаний, это была тоска по невесте. Когда же я оказалась на холме, то обнаружила там сидящего на скамейке синешкурого единорога с повязанным на шее серо-бежевым шарфом. Казавшийся мне смутно знакомым жеребец смотрел с какой-то надеждой на поляну, и его тоска только усиливалась. Подойдя ближе, я всмотрелась в ту сторону, куда он глядел, и обнаружила лишь самых близких гостей, которым было позволено присутствовать на самой свадебной церемонии. Единорог обернулся, и я узнала в нем писателя, пропавшего из города три года назад, спустя несколько дней после вампирской ночи.
        – Что там происходит? – поинтересовалась я у жеребца
        – Свадьба. Гости собрались, но невеста пока опаздывает. – сухо ответил он мне, сильнее опечалившись.
        – А чья свадьба?
        – А вы не слышали еще? Это же главная новость дня, хоть влюбленные и хотели скромной свадьбы. Женятся Путница, спасшая Понивиль, и Гэбриел Керз, защитник Эквестрии.
        Едва сдержав смех, я присвистнула, ведь не каждый день этих двоих называют такими громкими титулами, особенно пони, которых не было тут три года.
        – Подождите, а Путница, это случайно не Элеонора Майпа? – продолжила расспрашивать я.
        – Не многие знают её настоящее имя. И вы судя по всему из числа знающих. Но при этом ничего не слышали про свадьбу? Разве вы не должны тогда уж на ней присутствовать?
        Я скосила глаза в сторону, мысленно браня себя за свой длинный язык. Взглянув на жеребца, а затем на поляну внизу, я сама заразилась тоской единорога, а в голове стали всплывать воспоминания о той ночи, когда я встретилась с Брайтом в палатах и последствия этой встречи.
***        Спустя несколько дней после ужина в ресторане и вечера, когда Лира с Брайтом начали встречаться, в Понивилле случилось то, что сейчас называют ночью вампиров. Сразу пятеро кровопийц в разных частях города напали на местных жителей. Среди населения было очень много жертв и даже было несколько случаев со смертельным исходом. Но все же вся пятерка была устранена тем или иным способом: кого-то просто вернули в состояние пони, как Флаттербэт, кого-то изгнали в лес, где позднее с ним разделался охотник на нечисть. А кого-то убили, как того, что столкнулся с Лирой и Брайтом в темных подворотнях торгового квартала. Вернее, тут стоит сказать, что они убили лишь физическую оболочку вампира, его же дух перенесся в последнюю обращенную жертву, коей оказалась мятная единорожка.
        Вообще, Лире явно не везло со сверхъестественными сущностями: еще кобылкой её покусали твиттермиты, отправив на пару недель в больницу, затем, когда в Понивиль пришел Урса она оказалась среди первых, кого он встретил, потом столкновение с вампирами и обращение в подобную им кровопийцу. Да даже оба жеребца, с которыми она тесно общалась в то время, в конечном итоге оказались оба оборотнями. Этот список еще долго можно было бы продолжать, но самое худшее, с чем ей не повезло столкнуться, так это неспетая сущность, проклявшая её вечным забытьем в ночь возвращения Найтмер Мун. Но, впрочем, я немного забегаю вперед, ведь узнать историю Лиры мне предстояло намного позже. В ту ночь же, я находилась в больнице в облике Редхарт, и еще не знала, во что мне предстоит ввязаться, и кем стать.
        После кантерлотского фиаско, разведчикам улья и мне в том числе было поручено влиться в жизнь Понивилля и шпионить за тогда еще обычной единорожкой Твайлайт Спаркл. Задание было весьма тривиальным и не требующим постоянного надзора от каждого агента. По сути, все что требовалось, это раз в какое-то время передавать Королеве отчет о действиях Сумеречной и её друзей, а также постепенно подготавливать почву для следующего вторжения. Подготовка почвы включала в себя наблюдение за городом и создание за собой такого образа, который в случае чего не вызывая подозрений должен был бы по первому приказу максимально незаметно устранить желательно наиболее большую группу пони, которую впоследствии должны были бы подменить агенты второй волны. В качестве своего прикрытия я выбрала медсестру практикантку из Троттингхема. В больнице, помимо внедрения в общество пони, я нашла себе весьма интересное, приятное и питательное по части эмоций хобби: реализация сокровенных желаний, страхов и просто потаенных мыслей пациентов. Притворяясь медсестрой днем, я использовала свое чутье и несколько психологических приемов, чтобы выведывать, как лучше всего вызвать определенную эмоцию у своих пациентов. Ночью же, я добывала из них полный спектр пикантных эмоций от ужаса и гнева до страсти и стыда. Причем, эмоции последнего рода, порой, приходилось добывать весьма… нескромным образом. Поначалу, я действовала весьма осторожно, создавая все условия, чтобы жертва думала, что ей просто приснился мой визит, да и прочий персонал больницы каким-нибудь способом отваживался от палаты жертвы.
        Однако же со временем я все больше смелела и все больше, видимо, желала сама получать острых ощущений: вместо притворства, что все это было сном, шло притворство, что в палату проник посторонний, вместо отваживания персонала, я оставляла его в соседней палате. Но, определенно, верхом моей глупости, а то и безумия стало снятие маскировки перед пони, просто чтобы понаблюдать за его реакцией. Знаете, когда чейнджлинг выпивает какую-то эмоцию, он сам начинает чувствовать эту самую эмоцию. По некоторым слухам, что ходят среди пони, именно потому мы и питаемся эмоциями, чтобы что-то чувствовать. Так вот, наверное, та влюбленность, что была впитана мной от Редхарт, побудила меня выбрать жертвой именно Брайта, а та смелость и влечение, что испытывал Брайт, побудили меня приковать его к кровати и после раскрыть ему свой истинный облик. Так мало этого, когда я усыпила Брайта, в палату пришла Редхарт, которую я, естественно, не отослала до этого куда подальше, хоть и намеревалась использовать её облик, пришлось и её усыпить, связать и запихнуть в шкаф. Я думала, мне все сойдет с копыт, особенно, что после того, как я поразвлеклась с пегасиком. Но у Королевы был иной взгляд на вещи: я поставила под угрозу всю миссию, раскрыла себя, была совершенно не контролируема и сеяла ненужные опасения среди пони.  Кризалис тогда готовила план мести лично Твайлайт и ей совершенно точно не нужны были в Понивилле агенты, что раскрывали себя и думали, будто им все дозволено.
        И ладно бы я покорно признала свою ошибку, и постаралась бы исправить её возможные последствия, но я решила спорить, чуть ли не оспаривая роль Кризалис, как правительницы, ну, и, естественно, наказание за мою дерзость не заставило себя ждать. Пожалуй, наша мать могла бы испепелить меня на месте, выпить всю жизненную энергию из меня, или придумать еще что-то, но она решила поступить куда более великодушно, хоть и жестоко одновременно: она отлучила меня от улья, лишив связи с разумом роя, что для высокосоциальных существ, вроде нас, является той еще пыткой. Это стало моим наказанием за неуправляемость и дерзость. Затем она выкачала из меня практически все эмоции, что я поглощала все это время, вогнав меня в сильный, но не смертельный голод, что стало наказанием за жадность. После чего, лишив меня на время магических сил, она выбросила меня буквально под дверь кантерлотского оплота стражи, наказав тем самым меня за раскрытие облика и попытку сорвать миссию. Беспомощная, ослабленная, не способная даже сменить облик я стала легкой добычей для все еще злых после прошлого вторжения стражников. Меня поместили в особо охраняемую тюрьму для опасных магических существ, находящуюся в пещерах, где когда-то наша Королева держала Принцессу Любви. Я находила это весьма ироничным: оказаться здесь, из-за той же личности, что и Каденс.
        Пока я сидела в тюрьме и терпела разнообразные пытки в процессе нескончаемых допросов, Лира с Брайтом боролись с проклятьем вампиризма и волка, которым заразился пегас в одной из стычек с охотниками на нечисть. В Понивилле эта странная парочка обрела еще большую известность, и, хотя поначалу их побаивались и даже делали все возможное, чтобы вампир с оборотнем убрались куда подальше, а лучше и издохли поскорее, со временем, на фоне общих понивилльских бед, к ним привыкли как к очередной странности захолустного городка. А беды эти были существенные, как я потом узнала: это и пожар, разрушивший три четверти города, и покушение Королевы на Твайлайт, и очередное возвращение сущности Найтмер, и все это буквально в течение пары недель. Видя, в каком безумном мире, они живут, Брайт решился жениться на Лире. Для этого он решил выбрать самое романтическое, на его взгляд место: закатное небо над Кантерлотским озером, над которым зависал в это время «Повелитель туманов».
        Полет на дирижабле по вечернему небу столицы, прекрасная еда грифоней кухни, вальс с любимым и последующее предложение, несомненно сделали бы Лиру самой счастливой кобылкой на свете, но случилось нечто ужасное. Увы, но подробности произошедшего так и останутся для всех тайной, ибо никто не помнит, что случилось на этом корабле на самом деле, но результат был следующим: огромное множество растерзанных и обескровленных трупов стражников и охотников, а также великое множество гостей, что едва успели спастись с рухнувшего дирижабля, рядом с которым обнаружили оборотня, находящегося в бессознательном состоянии. Этим оборотнем был Брайт Болт.
        Велось следствие, опрашивались свидетели, но никто не мог ничего рассказать о произошедшем, однако присутствие оборотня на борту каждый мог смутно припомнить. Сам же Брайт не мог вспомнить произошедшего из-за очень серьезной волчьей ярости, что тогда настигла его. Но он точно знал, что произошедшее не было его копыт дело, по крайней мере не полностью. Я могу лишь предположить, что с Лирой что-то случилось тогда, из-за чего она превратилась в опаснейшего монстра и Брайт ринулся либо защищать её, полностью отдавшись зверю, либо же, наоборот, ринулся остановить её. Это бы объяснило и обескровленные трупы, и потерю памяти у всех участников тех событий. Но в любом случае, это лишь мое предположение, поскольку с этого момента след Лиры затерялся и её больше никто не видел. И не смог бы вспомнить. Но я вновь, немного спешу, рассказывая то, что я еще не успела узнать тогда.
        После того, как оборотня обнаружили у обломков дирижабля, его бросили в ту же тюрьму для особо опасных существ, что и меня, буквально в соседнюю камеру. У судьбы и правда весьма чудное чувство юмора, ну или мне просто таким странным образом она решила улыбнуться. Так или иначе, тюремщики, решившие, что оборотень вряд ли подружится с чейнджлингом, а уж тем более что очень быстро придумает план побега, не уделили должного внимания тому, кто в какой камере находится и тому, как именно чейнджлинги меняют свой облик. Превратившись в оборотня Брайта, я стала звать на помощь, прикидываясь пегасом и обвиняя настоящего Брайта в том, что он чейнджлинг. Стражники купились, да и к тому же оказались теми еще болванами, чтобы открыть клетку оборотню. Не стоит говорить, что это была их последняя ошибка в жизни. И вот, у нас были доспехи стражников, существо, способное притвориться кем угодно и освоившееся в здешних порядках допроса заключенных, а также новоприбывший заключенный Брайт, которого как раз должен был кто-то вести на допрос. Мы могли бы совершенно бесшумно и не вызывая подозрений добраться хотя бы до комнаты допроса, а затем и до выхода из тюрьмы, устроив несколько безобидных диверсий, чтоб отвлечь стражу, но мой компаньон выбрал более шумный и кровавый путь. О, как же я его тогда ненавидела! Впрочем, шуму было наделано столько, что пока все сбегались на нижние этажи, мы смогли пробраться на верхние и благополучно сбежать. И далее моя бы история взаимодействий с Брайтом так и закончилась, если бы он перед тем, как мы разлетелись в разные стороны, он не поцеловал меня, вложив в этот поцелуй все эмоции, всю любовь, всю заботу, всю искренность, надежду и благодарность. Для чейнджлинга, что перебивался в последние недели лишь злостью стражников, да едва уловимой безнадегой заключенных где-то в другом корпусе тюрьмы, такой поток чистых и светлых эмоций стал настоящим эликсиром здоровья, сил и энергии. Эликсиром, который вызывал привыкание.
        Я влюбилась в Брайта, влюбилась той любовью, что он испытывал к Лире и, возможно, той, что она испытывала к нему. «Чейнджлинги не могут любить, это лишь поглощённые эмоции» – убеждала я себя, однако чувства не проходили со временем, как это бывало раньше. Может быть, я ему чисто подсознательно была благодарна за спасение и это чувство наложилось на те эмоции, что он влил в меня. Или просто после долгого голодания и такого мощного выброса, эмоции не проходили дольше, чем обычно. Так или иначе, мысли о том, что у нас могло бы что-то получиться вместе, постепенно стали иметь для меня смысл и надежду, хоть поначалу всеми силами и прогонялись из моей головы.
        Смешно признаться, но я даже ходила за советом к Твайлайт, которая к тому моменту уже стала Принцессой. Придя к ней в облике медсестры, я рассказала свою историю, приукрасив её и несколько видоизменив действующих лиц. К примеру, что монстром была не кобылка, а жеребец и что монстр не чейнджлинг, а вампир. В конце концов, после произошедшего нападения они были в такой же немилости, как и мы. Тогда она сказала, что ей нужно многое обдумать в моей истории, а спустя какое-то время, я обнаружила у неё недописанную книгу, озаглавленную именем автора. Те несколько страниц, что я успела просмотреть, рассказывали буквально слово в слово мою историю про вампира и влюбленную в него кобылку. С тех пор я больше не ходила к Твайлайт за советами.
        Впрочем, этот самый рассказик подтолкнул меня рискнуть и провести один день рядом с Брайтом, чтобы проверить настоящие ли это чувства или причуды нашего питания. Так я впервые стала Лирой. Хотя фактически это был второй раз, но первый, когда я, действительно, погрузилась в её образ и облик.
***        Вынырнув из собственных воспоминаний, я обнаружила, что единорог заинтересованно смотрит на меня, ожидая ответа.
        – Когда-то я должна была стать подружкой невесты, а ныне Путница меня не помнит, хоть и прошло всего три года... – тихо произнесла я. – О, и не спрашивайте, как так получилось, это очень долгая история, да и я сама стала давно другой.
        – Вернее, то была не я, а она. Глупая единорожка, которой постоянно не везло и которой не суждено было остаться счастливой.
        – Что же случилось с вами, мисс? – поинтересовался писатель, прервав мой поток мыслей.
        В очередной раз вздохнув, я начала историю, что была известна всему городу, но не содержала в себе всей правды. Пони не захотят узнать, что Лиры давно уже нет, а я не захочу, чтоб меня постигла её участь и её проклятье. Понивилль не готов, и я не готова.

0

5

Глава 3

Чейнджлинги могут поглощать любовь,
направленную на тех, чей облик они приняли, но
это блюдо весьма постное. Все равно что есть
диетические кексы: голод утолишь, но лишь
ненадолго. Любовь же, направленная на нас
самих, на реальный облик, гораздо сытнее,
слаще и приятнее. Но кто полюбит чудовище
под маской?

        В те времена меня подобные вопросы слабо волновали: я как чейнджлинг не знала иной любви, а, будучи отлученной от улья, и вовсе перестала чувствовать в ней что-то кроме энергетической оставляющей. Но с Брайтом все было иначе: с ним я чувствовала, или, вернее, думала, что чувствовала себя гораздо живее чем раньше. С первой моей попытки стать Лирой, чтобы просто побыть рядом с ним, я с ненасытностью оголодавшего вампира поглощала его эмоции, что он испытывал к ней. И я уверовала, что смогу так прожить довольно долго. Еще и события складывались таким образом, что я смогла идеально влиться, подменив Лиру: весь город, да и сам Брайт, почему-то не помнили ничего о ней со дня вампирской ночи, а сама мятная пропала вместе с воспоминаниями о себе. То есть, все что от меня требовалось, это писать истории на конкурсы и составлять в листе шиппинга хорошие пары, чтобы никто не заметил подмены. И мне это с легкостью удавалось благодаря воодушевляющим эмоциям кофеиновой ракеты и сплетен, которых я порядком наслушалась, будучи медсестрой в больнице.
        Однако же, счастье мое длилось не так долго, как ожидалось. Тогда еще не осознавая, какой эффект будет от постоянного поглощения любви без её возврата, я поглощала эмоции жеребца, продолжая чувствовать неполноценность. Странно это говорить сейчас, но я даже ревновала его к тому образу, который создала. Он любил мятную единорожку, а не ту, кем она была под маской пони, хотя вот она я, та кто делала все, за что он любил её. Я стала думать, что неполноценность вызвана тем, что он любит не меня, а мятную, а потому я и не получаю всей доли его любви. Решением этой проблемы было, как это смешно ни звучит, увести у себя же особенного пони. Конечно же, простым появлением в моем настоящем облике перед ним и рассказом о своих чувствах вряд ли можно было завоевать бывшего стражника, а фразой, что я и есть Лира – тем более, поэтому я решила действовать осторожнее. Постепенно подталкивая его к мысли, что любить чейнджлингов нормально, и что они тоже могут любить в ответ, я даже написала на конкурс историй один рассказ, что повествовал о пегаске по имени Элизабет и чейнджлинге Десерто. Эта история была основана на легенде, имеющая свои аналоги, как у пони, так и чейнджлингов, вот только для вторых мораль была не привязываться к жертве, а для первых что каждый достоит шанса, но бывают и исключения. Но в обоих версиях легенда имела печальный финал, где раскрывшего себя чейнджлинга растерзала толпа. Мне же хотелось закончить эту историю иначе.
***        Рынок Троттингхема полнился разнообразными выкриками торговцев и спорами покупателей. То и дело кто-то сталкивался с другим пони, кто-то ронял только что купленный товар, а кто-то спешно удалялся от ничем не примечательного темно-зеленого жеребца, излучая сильнейшую ярость и злобу. Жеребец, который вызвал столь сильные эмоции белоснежной пегаски с красно-желтой гривой, как и сама кобылка, был юного возраста. Совсем недавно окончив местную школу, он искал свое место в жизни, временно помогая своей матери, которая торговала на рынке травами. Хотя, если говорить начистоту, то эта самая пони – Дерика Харт – не была родной матерью Десерто, потому как единорожка принадлежала роду пони, а её сын к чейнджлингам. Тем не менее, тайна, которую хранила семья зеленого жеребца, была, пожалуй, самой защищенной из всех тайн этого города благодаря ответственности и стараниям этого самого чейнджлинга. Долгие годы он создавал идеальный образ невзрачного земного пони, серой мыши, в которой никто и не заподозрит ничего выделяющегося, а то и не захочет даже говорить с ним. Питался эмоциями он лишь только дома, пребывая в сильном истощении к концу школьных занятий. Его маскировка претерпевала всего лишь мелкие изменения, вроде добавления ссадин и синяков после очередной стычки с школьными задирами, да постепенного увеличения собственного роста по мере взросления. Одним словом, он был обыденным пони, до недавнего времени.
        Та пони, что спешно покидала рынок была из семьи Фоулер, глава которой был лучшим другом Дерики. Удачно разбогатев, он давным-давно переехал в другой город, где обзавелся семьёй и прекрасной дочуркой Элизабет. И жизнь их была бы, наверное, совершенно прекрасной, если бы не обнаружился страшный недуг Лизы: бинарное расстройство. Лиза могла совершенно ни с того ни с сего сильно разозлиться или разрыдаться, или вообще начать думать о чем-то совершенно противоестественном в данной ситуации, при этом сама она как бы не контролировала себя в такие моменты, будто бы кто-то отбирал у неё контроль над телом, оставляя её беспомощным наблюдателем. Чейз Фоулер – отец Элизабет – всячески старался ради её блага скрывать недуг своей дочери, искал лучших врачей, которые могли разве что прогнозировать степень развития болезни, но не вылечить её. Поэтому, из-за приступов Лизы и из-за поиска новых врачей, семье Фоулер приходилось частенько переезжать, что увы только еще хуже сказывалось на развитии расстройства. В конце концов, они решили, что остаток разумной жизни дочери им стоит прожить в родном городе Чейза. Так семья вернулась в отстроенное поместье Фоулеров в Троттингхеме.
        Устроив светский прием, на который были приглашены почти все семьи города, Фоулеры хотели, во-первых, познакомиться со всеми ними, да вспомнить истории из юности Чейза, а во-вторых, обсудить возможность лечения своей дочери с Дерикой, которая могла бы подсказать какой-нибудь магический прием или лечебные травы. На этот прием некоторые семьи привели также и своих детей, и Десерто, как раз тоже был среди них, с строгим наказом попытаться подружиться с дочкой Фоулеров. Сам жеребец не особо горел желанием общаться с дочкой известного богача Троттингхема, поскольку излишнее внимание сильно бы осложнило жизнь ему и его семье. Также он боялся, что при чрезмерном внимании к его персоне, рано или поздно раскроется истинная личина энергетического вампира, что опять же повлечет за собой уйму головной боли для его родных.
        Но Дерика заверяла своего сынишку, что одно знакомство хуже не сделает, а её сыну давно стоит завести друзей помимо собственной сестры, ну и чтобы не дать возразить что-либо чейнджлингу, представив Десерто Лизе, оставила их двоих наедине и жеребцу ничего не оставалось как подчиниться желанию матушки. Поначалу их общение шло вполне спокойно: Лиза хотела узнать интересы жеребца, а он чем увлекается кобылка, но то ли Десерто спросил что-то не то, то ли какая-то его интонация не понравилась Лизе, но в ней начала пробуждаться болезнь, наполняя комнату эмоцией чистой ярости. Чейнджлингу не составило труда уловить перемену характера своей подруги, и поспешно скрыться с её глаз, прежде чем та бы успела сорваться на него. Позднее он узнал от матери о недуге дочки Фоулеров и о том, что один из возможных способов её спасти это произвести эмоциональный взрыв, который перезагрузит нервную систему. Создать этот самый взрыв было подвластно чейнджлингам и Десерто знал об этой своей способности, но предпочел не рисковать всем ради её использования.
        Следующая встреча юных пони состоялась при не самых хороших обстоятельствах, когда на Лизу напали хулиганы. Конечно, кобылка, изучавшая боевые искусства ради самоконтроля, могла бы с легкостью избавиться от незадачливых головорезов, вот только чейнджлинг об этом не знал. Увидев, как троица окружила дочку Фоулеров в подворотне, он без раздумий ринулся ей на помощь. Чейнджлинг наплевал на образ непримечательного пони, только чтобы спасти больную пегаску, с которой даже и не был толком знаком. Что двигало им в тот момент? Почему он вступился за неё? Неужели болезнь Элизабет оказалась для него важнее собственных убеждений? Кто знает. Но битва закончилась крайне необычно. Не рассчитав собственных сил, Десерто потерял контроль над обликом, и с него слетела маскировка, явив троице хулиганов и дочке Фоулеров облик черного хитинового монстра. Хулиганы пустились наутек от «демона», а Лиза, отчего-то не увидев в Десерто ничего страшного, заинтересовалась тем, кто же он на самом деле. И хотя, жеребец был раскрыт в тот судьбоносный день, его секрет остался сохраненным: Лиза не думала болтать о том, что случилось, а хулиганы списали увиденное на хмельные видения, хотя, впрочем, предпочли не проверять их истинность, решив лишний раз не пересекаться ни с сыном Хартов, ни с дочкой Фоулеров.
        До того, как объявиться на рынке, Элизабет надолго засела в библиотеке, изучая таинственное существо, покрытое темным хитином, и в процессе своих изысканий она стала ловить себя на мысли, что думает о Десерто в весьма более чем дружелюбном ключе. Чем дольше она гнала мысли о нем, тем находила его все более привлекательным. И эти самые мысли на какое-то время остановили исследования Фоулер. Сам же Десерто, как это ни странно после произошедшего больше беспокоился не о том, что его раскрыли, а о том, что у дочки Фоулеров теперь будут неприятности, виной которым стал он со своей сумасбродной выходкой. Элизабет занимала все мысли Десерто, как он сам занимал её. Встретиться в третий раз им предстояло на рыночной площади, где у них и состоялся не самый приятный для Элизабет разговор.
        Пегаска сама не знала, зачем искала этого земного пони, может чтобы сказать «спасибо», может чтобы просто прояснить для себя, как ей стоит относиться к нему. А может, чтобы рассказать ему, что ей не требовалась ничья защита. Не до конца решив, о чем же будет с ним говорить, Лиза тем не менее подошла к одиноко стоящему земному пони, смущенно опустившему свой взгляд при виде пегаски. И прежде чем ей удалось хоть что-то сказать ему, Десерто опередил слова дочери Фоулеров.
        – Прости, что я втянул тебя во все это…
        Лиза просто не знала, что ответить на такое внезапное признание чейнджлинга, так и застыв с приоткрытым ртом.
        – Я не хотел, чтобы так все вышло, чтобы ты пострадала из-за меня. Просто… Просто я не мог поступить иначе, ведь… тебе требовалась помощь…
        – Помощь? А… Ну, я могу постоять за себя сама, на самом деле, – наконец, смогла ответить Элизабет – В большинстве городов мне приходилось даже скрывать свое настоящее имя, ибо иначе от поклонников чемпионки школы единоборств было бы не скрыться.
        В голосе пегаски слышалось пренебрежение и усмешка с каплей гордости, но эмоции выдавали в ней грусть от подобных воспоминаний. Единоборства были одним из способов лечения болезни. Одним из множества неудачных способов. Десерто же, слыша заверения кобылки мрачнел с каждой секундой.
        – То есть… как? Ох, я идиот! Самый настоящий! Я не знал… прости… Я думал тебе нужна помощь, потому что…
        – Потому что я больна, верно? – раздраженно продолжила за чейнджлинга Лиза, и ответом ей служила еще сильнее поникшая голова жеребца. – Ненавижу, когда это каким-то образом просачивается, но ты судя по всему догадался об этом сам, не так ли? Потому ты сбежал тогда на приеме? И, естественно, ты попытался защитить бедную больную кобылку, окруженную всего лишь троицей пьяных отморозков. Как благородно!
        – Идиот… – лишь обреченно повторил жеребец.
        – Что ж, ты знаешь о моем недуге, я знаю о твоем секрете. Не самый равноценный обмен, но больше таких уж страшных секретов у меня нет, так что, полагаю пока что мы квиты. Никто из нас не проболтается, – с несколько нахальной интонацией подметила Элизабет.
        Десерто недоуменно посмотрел на пегаску и его мордочку исказила глупая усмешка.
        – Ты думаешь, что даже если я объявлю на всю площадь о твоем недуге, меня хоть кто-то услышит, а уж тем более поверит моим словам? Я же пустое место, никто для них! Серая мышь, которую город предпочитает не замечать под своими копытами. И так должно быть6 тебе, как и всем остальным не стоит тратить на меня время. Так что забудь меня, Фоулер, и забудь мою поистине глупую выходку. Так будет лучше для всех, и для тебя в особенности. Не гоже пони высшего общества общаться с отрепьем вроде меня, еще слухи какие пойдут. А они никому не нужны.
        Элизабет, только отошедшая от внезапных извинений Харта и его указания на недуг пегаски, сейчас вновь впала в ступор, испытывая легкую злобу и раздражение. 
        – Да ты… Да как ты… Как ты можешь так говорить? Почему? Зачем делать из себя пустое место? – чуть ли не кричала пони, едва держа себя в копытах после слов Десрто. – Загоняя себя в такое положение ты не делаешь никому лучше! Да ты же себя морально калечишь!
        – Я не желаю и никогда не желал никому зла, и не хочу, чтобы от раскрытия моей тайны пострадали пони, которые мне дороги. Ради них я и должен оставаться никем, иначе все пойдет прахом, и всем будет плохо, если хоть кто-то узнает мой секрет. Поэтому, пожалуйста, оставь меня, так будет лучше. И не думай обо мне, я сам избрал такой путь.
        – Да ты… ты… Агрх! Что за глупости ты несешь? – недоумевала кобылка, даже не обратив внимание на то, что жеребец отнес её к дорогим ему пони.
        – Тебе не стоит быть рядом со мной, просто забудь меня, ради своего же блага, прошу, – чувствуя эмоции пони взмолился жеребец.
        А ярость в кобылке уже закипала до такой степени, что она едва могла сдерживаться, чтобы не избить незадачливого чейнджлинга. Он и сам это чувствовал, но сбежать во второй раз прежде чем разразиться буря уже вряд ли бы получилось. Элизабет, злобно прорычав себе под нос несколько ругательств, спешно развернулась и направилась прочь, не желая наговорить чего лишнего или совершить что-то, о чем пожалеет. Десерто, облегченно выдохнув, печально посмотрел ей в след, повторив шепотом для неё, а, может и для себя, что так будет лучше.
        И хотя их диалог закончился на такой неоднозначной ноте, обоим пони было над чем задуматься после него. Элизабет, довольно скоро успокоившись, возобновила изучение Десерто. Переходя уже от изучения чейнджлингов как вида, к довольно-таки определенному их представителю, его отношений с другими жителями и семьёй. Она пыталась понять, что же движет им, и что заставляет его мучать себя, как он полагал, во благо других. Конечно, чейнджлинги были высокосоциальными существами, что делало их наиболее верными своей семье, а также они обладали пугающей для пони внешностью, вынуждающую их постоянно прятаться. Но почему Десерто выбрал облик ничтожества, которому неуклонно следовал? Этот вопрос мучал Элизабет, всякий раз, когда узнавала об очередном добродушном поступке чейнджлинга, который он совершал тайно или выставляя благородным героем вместо себя кого-то другого. Для Лизы Десерто Харт был идеалом, чувства к которому она больше уже не могла отрицать и держать в себе. Она боялась, что их следующий диалог повторит события прошлой их встречи, но теперь ей было необходимо, во что бы то ни стало поговорить с ним и доказать глупому чейнджлингу, что тот не вредит кобылке своей тайной, и что он нравится ей таким, какой он есть.
        Сынишка Хартов также обдумывал произошедшее, и в частности слова дочки Фоулеров про вред самому себе. Действительно, если задуматься, то его образ, созданный изначально просто для отвода глаз, теперь лишь причинял страдания тем, кого он хотел защитить. Благими намерениями Десерто хотел уберечь свою семью от переживаний о нем, но в итоге каждый, кто знал настоящего Десерто лишь сильнее переживал о том, как прочие относятся к невзрачному жеребцу. А ведь ему вовсе не обязательно стоило строить из себя ничтожество, чтобы его не раскрыли: Десерто мог бы жить обычной жизнью, не спускаясь на самый низ социальной лестницы. Защита Лизы и её слова позволили, наконец, ему осознать все это и решить начать меняться. Возможно, именно поэтому, когда он и Лиза встретились в следующий раз, их диалог пошел не по тому пути, которого опасалась кобылка.
        –Дес… – нерешительно начала пегаска, обнаружив жеребца, одиноко сидящим вдали от шумной рыночной площади в небольшом дворике. – Я… Эм… Знаю, ты просил тебя забыть… но я не могу этого сделать.
        Десерто недоуменно посмотрел на пегаску, окруженную чувствами стыда, тающей решимости и, что сильнее всего удивило чейнджлинга, нежности. Подобное он ощущал и раньше, но только лишь в своей семье. От остальных шла жалость, отвращение, иногда злоба, но никогда никаких теплых чувств. Тем более он не мог ожидать подобного отношения к себе от той, кто видел его истинный облик.
        – В общем, я искала тебя, – продолжила кобылка, сделав тяжелый вздох, переступая с копыта на копыто. – Потому что я хотела кое-что сказать. Ну, то есть, я и сейчас хочу это сказать… Ну, то есть… Ох, веду себя как дура! Эм, прости…
        Слова явно давались кобылке с большим трудом и Десерто видел это в эмоциональном плане в наиболее ясно проявляющимся, сильно усиливающемся чувстве стеснения. Лиза не испытывала никакой злобы, и даже наоборот, она была абсолютно спокойной, если не считать общей нервозности от слов, что никак не могли сойти с языка кобылки, и Десерто не решался сказать что-либо, прервав поток слов пегаски, чтобы не спугнуть и не разозлить её. Вот только пока что он совершенно не понимал, для чего Элизабет вновь потребовалось искать его.
        – Я хочу сказать…  В общем, тут такое дело…  – неуверенно улыбаясь начала тихо говорить Лиза, смотря в зеленые глаза жеребца – Ты мне не нравишься, Дес.
        Повисла неловкая пауза, за которую глаза Десерто заметно округлились, а Элизабет раскраснелась так, что её мордочку можно было бы использовать как сигнал остановки повозок.
        – Ч… что? – неуверенно переспросил жеребец.
        Конечно, он и сам, обдумывая свой поступок тогда в подворотне приходил к мысли, что Элизабет ему симпатична, но такая выдающаяся кобылка могла понравиться любому и выбрать также абсолютно кого угодно, но не того, кто был ничтожеством и монстром под маской. Услышать нечто подобное от понравившейся кобылки было бы счастьем для каждого, но у чейнджлинга подобное признание вызывало помимо удивления еще и сомнение. А разум судорожно стал искать во всем этом подвох, не желая видеть хотя бы просто вознаграждение за прошлые страдания.
        – Но… как? Почему я?
        Теперь уже пришло время удивляться Лизе. Эмоции смущения столкнулись с недоумением. Не такой реакции она ожидала от признания в любви.
        – Как кто-то вреде меня может понравится кому-то вреде тебя? Понравиться… такой как ты? – продолжил жеребец, осматривая себя и Элизабет. – Ты красива, и в этом, я уверен, согласится со мной каждый жеребец, а может, даже и некоторые кобылки. Ты многого добилась в жизни, у тебя прекрасная семья, ты можешь получить все что пожелаешь. А стоит тебе только захотеть, как вокруг тебя будут виться толпы красивых и успешных жеребцов на любой вкус. И они не будут теми, чей вид заставляет толпу в страхе бежать прочь. Что может тебе нравиться во мне?
        Лиза хотела прервать рассуждения чейнджлинга, но просто не могла найти что ответить или противопоставить ему. Она и сама раньше задумывалась, что же конкретно пробудило в ней чувства к нему. Это было не то, что он был никем – это скорее пробудило бы жалость. Не то, что он победил в одиночку троицу весьма сильных жеребцов: Элизабет крайне редко западала на грубую силу. И уж точно не то, что он отказался от её благодарностей за спасение. Так что же?
        – Ты больше говоришь о внешности, но она обманчива. Уж ты-то должен это знать не понаслышке. – с укором и слабой улыбкой произнесла пони – Тебе интересно, что меня привлекло в тебе? Знаешь, мне трудно сказать наверняка. Но я знаю, что ты сильно переживаешь за свою семью, и поэтому переживаешь за сохранение в тайне того, что ты – чейнджлинг. Однако же… ты рискнул всем ради меня, только лишь потому что считал, что мне необходима помощь… То, как ты заботишься о своей сестре, защищаешь её, при этом стараясь не навредить её репутации, оставаясь незримым ангелом-хранителем. Разве в каждом из этих «красивых и успешных жеребцов» я могла бы найти что-то подобное?
        – На моем месте мог бы быть любой. – неуверенно возразил Десерто – Кто угодно мог бы вступиться за тебя.
        – Но этого любого не оказалось рядом. Только ты пришел на помощь кобылке, которую едва знал и которую окружила троица не отвечающих за свои поступки амбалов. И этот любой, узнав о моем недуге, вряд ли бы попытался мне помочь, а не сбежал подальше, чтобы неконтролируемая ярость чемпиона единоборств не настигла его. Мне кажется, что этого вполне достаточно, чтобы понравиться. К тому же, – Элизабет сделала шаг к Десерто и мягко провела своим копытом по его плечу. – Я не сбегу в панике при виде тебя, поскольку такой ты мне тоже нравишься.
        Сердце жеребца бешено колотилось, сохранять самообладание, да и вообще хоть какое-то подобие здравого рассудка, становилось все сложнее. Десерто было трудно поверить в то, что он слышал, однако эмоции пегаски, ласкали чейнджлинга всеми оттенками теплоты. Была среди этих эмоций и любовь, которую он мог прежде ощущать лишь между другими пони: её он мог чуять в те моменты, когда кобылки заигрывали со своими жеребцами иногда, чтобы что-нибудь выпросить, иногда просто – для удовольствия, но итог лести и кобыльей нежности почти всегда был не самым приятным для кого-нибудь из этой пары. И это расставляло все на свои места. Подкрепляемый собственным недоверием, Десерто стал догадываться, почему Лиза начала кокетничать с ним. Или, точнее, думал, что начинал догадываться.
        Сладкие слова, убаюкивающие разум, нежные прикосновения, подавляющие волю и, само собой такая приятная, такая сладкая ложь, обладающая любимыми тобой красками. Все эти слова дочери Фоулеров могли быть обыкновенной ложью. Для чего? Вероятно, Элизабет, изучая чейнджлингов, могла обнаружить их необычную способность помочь ей с её болезнью. Конечно, Десерто ошибался, и слова дочки Фоулеров были искренними, но беспокойный разум чейнджлинга, не привыкший к тому, что его, действительно, может кто-то полюбить, противился этому, желая видеть лишь ложь, где её на самом деле не было.
        – Тебе нравлюсь не я… – холодно произнес чейнджлинг, с нарастающей злобой в голосе. – Я ведь почти купился. О нееет, тебе даром не сдался такой как я, все что тебя интересует, это моя способность успокоить тебя. Я для тебя лишь успокоительное, да!? Тебе не интересен ни я, ни то что я делаю для семьи или для кого-то еще, все что тебе нужно, это чтобы я излечил тебя, как волшебный доктор?
        Жеребец под конец уже совсем перешел на крик и Элизабет ошарашенно смотрела на него недоумевая, что на него нашло.
        – Что? Ты сбрендил что ли? – дрожащим голосом произнесла пони, начиная также злиться.
        – О, ты начинаешь злиться, значит я прав! Естественно, зачем же тебе такой урод, как я? Все просто! Я тебя излечу, и можно дальше жить беззаботной жизнью с тем, кто тебе на самом деле нравится!
        – Я злюсь, потому что ты несешь бред… – сквозь зубы прорычала Фоулер.
        – Бред? А как по мне, настоящую правду. Что ж, ты этого хочешь, так получи!
        Десерто объяло изумрудное пламя, явив Элизабет истинный облик чейнджлинга, и прежде чем кобылка успела что-либо ответить жеребцу, её объяла яркая вспышка света, сошедшая с рога чейнджлинга. Белый свет окутал Элизабет с ног до головы, неся с собой подобие умиротворения. Боль, гнев, страх и обида вмиг исчезли, оставив после себя ощущение легкости, как после долгого сна. Тело мягко напряглось, почувствовав электрический разряд, нежно прокатившийся по всему телу Лизы от живота к голове. Спина ощутила легкое покалывание, которое так же мягко и приятно отозвалось в макушке. Когда белый свет рассеялся, кобылка могла чувствовать сильную слабость: у неё подкашивались ноги, но тем не менее она устояла. Взглянув в сторону Десерто, Фоулер обнаружила того распластавшемся по земле и лишенным маскировки. Сильно испугавшись, кобылка хотела подскочить к нему, но споткнулась и, будучи все еще не отошедшей от эмоционального взрыва, также упала рядом, потеряв сознание.
        Увы, но крик Десерто, а затем и яркая вспышка привлекли внимание не только дочки Чейза, но и стражей, которые, войдя во двор обнаружили черного монстра и белоснежную пегаску, лежащую без сознания на земле. Для них появление чейнджлинга и тела кобылки рядом говорило лишь об одном: он напал на неё и собирался сейчас принять её облик. Задержание опасной твари произошло очень быстро и, естественно, никто не захотел прислушиваться к её словам. Тот, кто всегда боялся оказаться раскрытым, был пойман на месте преступления и заключен под стражу. Но раскрытие и заключение в меньшей мере заботило сейчас его, он беспокоился о том, что же случилось с Элизабет. Все же, он не зря изначально, когда узнал о её болезни не решился применить свою способность. Она могла не вылечить Лизу, а превратить последние дни кобылки в сущий кошмар. Эмоциональный взрыв перезагружает нервную систему, тем самым на короткое парализуя жертву, но сильная вспышка, которая могла бы произвести лечебное воздействие, вполне могла также и парализовать кобылку на долгое время, или еще и расщепить её сознание, ухудшив состояние расстройства дополнительными психическими отклонениями.
        Однако, как и в случае с признанием Элизабет, Десерто ошибался. Его взрыв совершил именно то, что и требовалось: перезагрузка нервной системы восстановила работоспособность эмоциональных отделов мозга, отсрочив печальный исход болезни Лизы. Как это не иронично, но то в чем он её обвинял, действительно, было необходимо дочке Фоулеров, хоть она никогда этого и не желала от Десерто, даже не догадываясь о такой его способности: она просто стала приятным бонусом к чувствам пегаски. Вот только после произошедшего было очевидно, что шанс на исцеление и совместное счастье был явно упущен. И нет, Лиза не винила во всем Десерто и не злилась на него, хотя он уже во второй раз повел себя как очень глупый пони. Она была уверена, что произошедшее полностью её вина: пегаска слишком поторопилась, излив свои чувства чейнджлингу. Десерто всю свою жизнь прятался и делал себя ничтожным для окружающих, но тут появилась она и сказала, что любит его. Предельно осторожный от природы, чейнджлинг, столкнувшийся с чувством любви, обращенным к нему, испугался и повел себя не самым адекватным образом. И теперь он был отрезан от неё не только эмоционально, но и тюремной камерой.
        Но любовь, порой, толкает на весьма сумасбродные поступки, которым и тюрьма не помеха, не помеха и последствия нарушения закона. И пока у Чейнджлинга было время обдумать произошедшее и осознать, что Лиза никаким своим действием не дала ему повод думать о ней так, как он подумал тогда, пегаска решилась на весьма дурно пахнущую авантюру. Знаменитой чемпионке единоборств пробраться к камере особо охраняемого преступника оказалось не слишком-то и сложно. Всего-то за несколько автографов ей разрешили побыть наедине с «диковинной тварью, что чуть не убила её». Полная озорных искорок в глазах и сумасбродных идей побега со своим глупеньким любимым, Элизабет предстала перед заключенным, ехидно улыбаясь.
        – Для той, кто ищет лишь успокоения, я как-то слишком уж зациклена на тебе, ты не находишь? – иронично произнесла она, подходя ближе к нему. – Пожалуйста, оставь свои «так будет лучше, забудь меня, чейнджлингов нельзя любить» для тех идиотов, которые вбили тебе это в голову или тем, кто даже не попытался принять тебя таким какой ты есть, предпочитая верить в твою легенду. Я тебя люблю, действительно люблю. И если для того чтобы ты это понял, мне нужно совершить глупость, подобную твоей, я её не побоюсь совершить!
        – Я идиот, – покачав головой ответил ей чейнджлинг из своей камеры.
        – Ты опять начинаешь? Может уже хватит? Не унижай себя, этим ты оскорбляешь не себя, а тех, кто о тебе заботится. Какого же ты обо мне мнения, если считаешь, что я могу полюбить идиота?
        – Да нет, я не об этом, как я мог серьезно подумать, что ты просто хочешь меня использовать? Настоящий идиот! – чейнджлинг пнул землю, взглянув затем счастливо на свою возлюбленную. – Я рад, что с тобой все в порядке. С тобой же все в порядке, та моя последняя выходка тебе не навредила?  Надеюсь, ты простишь меня, что я все же втянул тебя в неприятности.
        – Да хватит тебе уже извиняться! Если ты про ту вспышку, то нет, мне даже стало лучше. А вот твой арест едва не разбил мне сердце, я так за тебя переживала! А ты даже и не подумал, каково будет мне, не так ли? – Элизабет звучала обиженно, но её эмоции выдавали в ней счастье, облегчение и… желание, заставляя чейнджлинга, который все это ощущал, краснеть, как Элизабет, когда та признавалась ему в своих чувствах.
        – В любом случае, я рада, что ты все это осознал, а ты, я надеюсь, осознал и тебе не потребуется больше доказательств моей искренности, а то я ведь могу, – с усмешкой ответила ему кобылка, игриво подмигнув, вогнав Десерто в еще большую краску и заставив того быстро мотать головой. – То-то же! А теперь отойди-ка.
        – Погоди, что? – только и успел произнести чейнджлинг, как Элизабет со всех сил лягнула по замку камеры чейнджлинга, снеся дверцу с петель. – Что, во имя всего съестного, ты творишь Фоулер?
        – Глупость, ты же совершил еще одну, вот и мне приходится совершить свою, чтобы мы оставались квиты. А теперь бежим!
        – Но… но… стражники… Если они схватят тебя… схватят нас… – начал лепетать Харт в замешательстве смотря, то на Лизу, то на сорванную с петель дверь.
        – Поймают? Злобное существо, внушающее в них ужас своим видом и чемпионку школы единоборств? – пони рассмеялась, но затем сделалась серьезной. – Тогда в наших интересах не допустить этого. Я теперь ни за что не отпущу тебя, Дес. Ты стал для меня всем, и я не думаю, что смогу теперь прожить без тебя. Возможно, мне и правда понадобится твое успокоительное, но я скорее умру от разлуки с тобой, чем от этой треклятой болезни. Так что прошу, бежим, прежде чем они очухаются!
        Чейнджлинг широко улыбнулся и, обняв Элизабет, негромко рассмеялся вместе с ней, чувствуя себя как никогда счастливым. Что ждало влюбленных дальше никто из них не знал, но они были уверены, что вместе их путь будет освещен яркой звездой надежды и любви. Чтобы не навредить своим семьям и самим себе им предстоит провести остаток своих жизней в бегах, но теперь этот самый остаток обрел смысл для каждого из них двоих. Возможно, Элизабет и Десерто много страдали, а потому заслужили себе в подарок от судьбы покой и счастье в объятиях друг друга. А возможно, предрассудки пони касаемо расы меняющих свою форму существ напрасны и те могут любить и наполнять дни своих возлюбленных счастьем не хуже нас самих.
***        История была написана, но, как и её героям, мне пришлось многим пожертвовать ради её написания. Даже тогда мне казалась концовка слишком смазанной, поспешной, а главное слишком похожей на мою мечту, чуждую произведению и героям. Легенда не могла закончиться счастливым финалом, и, естественно, этому была весьма веская причина, понять которую мне пришлось на собственном горьком опыте.
        Поддерживая меня в написании, Брайт подпитывал меня большим объемом эмоций, которые я всасывала словно черная дыра, и к концу рассказа ничего от них не осталось. Брайт разлюбил Лиру, потому что не осталось чем любить: не было больше чувств ни к ней, ни ко мне. Мы стали чужими друг другу, просто два пони и ничего больше. То, что должно было стать романтическим событием, когда Брайт сделал ей предложение, стало обычным ужином, на котором он подарил мне кольцо. Я знала, что мне больше не за что было биться, моя одержимость им пропала, а его любовь уже нельзя было разжечь вновь. Я бы могла пытаться, но все было бы бесполезно, ибо создать любовь не в силах чейнджлингов, поэтому я отпустила его. Нет смысла обрекать на несчастье того, кто просто имел неосторожность влюбить в себя чейнджлинга. И даже если меня впереди ждало лишь отчаянье, не стоило утягивать простого пегаса за собой.
        Свадьба была расстроена, и я осталась одна в самый канун дня Сердец и Копыт, со стороны брошенная женихом, а на самом деле лишившаяся последней цели для существования. Я была никем и идти мне было некуда, а без эмоциональной подпитки я бы в ближайшее время умерла от голода. Впрочем, расставание с Брайтом подарило мне чувство покоя и смирения со своей судьбой. В конце концов, кто один отлученный чейнджлинг в историях маленького городка?

0

6

Глава 4

Что хуже: беспомощность или её иллюзия?
Думаешь, что, будучи вовлечённым, смог бы
что-то изменить или почувствовать себя живым.
А затем ты узнаешь, что всегда мог что-то
изменить, но выстроил стену из своей наигранной
беспомощности, в которую сам и уверовал.

        Я сдалась, и во многом это отразилось на городе, где теперь я была вынуждена доживать свои последние, как я тогда думала, деньки. Когда «самая счастливая» пони, являющаяся к тому же еще и «графиней любви» теряет свою любовь незадолго до свадьбы, вера многих пони в это прекрасное чувство терпит крах. Закрывается конкурс историй за не имением таковых, или чтобы не травмировать мое и без того растерзанное сердце, таверны наполняются одиночками, возненавидевшими само слово «любовь», а истинно счастливые парочки исчезают из города. Возможно, все было куда менее печально, чем мне кажется, но для меня мир тех дней представлял черно-белые тона, да размытые силуэты. В образе Лиры я стала заседать в трактирах, питаясь скупой пищей из эмоций жалости, пренебрежения и печали, которые разбавлялись алкоголем, перебивающим их отвратительный вкус.
        Но судьба порой дает неожиданный шанс не только в дешевых историях, но и в реальной жизни. И им для меня стало знакомство со Свитти Дропс. Агент Кантерлотского Разведывательного Управления Пони во многом напоминала прошлую меня: ей нужно было следить за городом и докладывать обо всём Принцессе, она обладала множеством личин, работая под прикрытием и ей категорически не нравилась в последние годы политика тех, на кого она работала. Кроме того, она вела весьма опасную игру, «забывая» упоминать в отчетах некоторые из событий, что происходили в Понивилле. Как раз одним из таких «забытых» событий была я, которая после расставания с Брайтом однажды потеряла осторожность и позволила себя раскрыть ей. На самом деле, наверное, я тогда подсознательно желала, чтоб меня обнаружили и вернули в тюрьму или избавились от меня при попытке сопротивления, но мне повезло попасться любителю сначала подумать, а уж потом действовать. Благодарить за медлительность агента КРУПа стоит, пожалуй, облик Лиры, в котором я пребывала большую часть времени, и который теперь был связан только со мной. Настоящей Лиры для понивильцев уже давно не существовало: все что на их памяти совершала мятная единорожка, совершала я. Для Свитти же моя персона к тому же вызывала еще и немало вопросов: почему чейнджлинг не просто притворялся, а именно жил жизнью настоящей пони; как давно и как это самое существо умудрилось влиться в жизнь Понивилля и, главное, что же оно замышляет? Долгие наблюдения агента Дропс лишь показывали ей жизнь настолько похожую на жизнь брошенной единорожки и противоречащую жизни моих собратьев, что та невольно начинала сомневаться в том, что я вообще чейнджлинг, но прошлые факты, увиденные её воочию, говорили об обратном. Поэтому для земной пони настало время моего прямого допроса.
        Выловив меня одним из вечеров из дешевого трактира для обсуждения какой-то истории у неё дома, она, нисколько не смущаясь и не испытывая страха передо мной, рассказала, кем является и что ей нужно от меня. Такое отношение ко мне как к чейнджлингу меня весьма и весьма удивляло, ровно, как и удивляли её эмоции, когда Свитти увидела мой истинный облик: вместо страха или отвращения, она испытывала смесь из удовольствия, восторга и азарта. Конечно, это можно было бы списать на радость от того, что кобылка оказалась в конечном итоге права, но было что-то еще в этом всплеске эмоций, что-то очень мне знакомое, что-то что вдохнуло в меня искру жизни, пробудив от анабиоза. Агент Дропс ничем не угрожала мне, да и судя по её эмоциональному состоянию она и не собиралась, но я, та кто не выдала под пытками ничего в кантерлотской тюрьме, сейчас охотно поделилась с ней своей историей. И кто бы мог подумать, но мне стало намного легче, когда я, наконец, смогла излить душу и поделиться своими переживаниями хоть с кем-то, с кем не приходилось притворяться другой, с тем, кто мог бы увидеть ситуацию со всех сторон.
        И тогда-то я впервые и обратила внимание на странность в воспоминаниях пони о Лире. Бон-Бон, как разрешила себя называть Свитти, прекрасно помнила и события ночи вампиров, и изменение Брайта и падение дирижабля, но не помнила, что бы в этом принимала хоть какое-то участие мятная единорожка. Да и с дирижаблем складывалась весьма чудная история: когда мы с Брайтом были в тюрьме, он смутно помнил, что на том корабле была кобылка, похожая на Лиру, но, когда я начала с ним встречаться, он едва помнил корабль. Я тогда списывала это все на шок и состояние оборотня, но теперь, когда все больше фактов говорило о том, что кто-то хотел стереть мятную со страниц истории и из памяти абсолютно всех пони, у меня были веские доводы пересмотреть свои взгляды на те события. Вместе со Свитти мы решились расследовать это дело, к тому же тайна падения дирижабля была второй интересующей Бон-Бон загадкой. Рвение земной пони пробудило во мне былую тягу к жизни и даже в чем-то вернуло былые навыки разведчицы улья. После долгого застоя и тоски появление этого кремового лучика солнца распахнуло для меня окно свежести и чудес жизни. Что ж, видимо, у меня была слабость перед кремовыми жеребцами и кобылками: сначала Брайт, теперь Бон-Бон.
        Наше расследование началось с места крушения дирижабля, где единорожка судя по всему и была в последний раз, прежде чем вселенная предпочла про неё забыть, оставив каким-то образом только мне воспоминания о ней. Мы искали любую зацепку, которая могла бы подсказать что с ней случилось и почему все забыли о ней, но все было впустую, хотя эта вылазка во многом сдружила нас со Свитти Дропс. Уверена, я, наверное, тогда во многом изменила её отношение к нашей расе в лучшую сторону. Мы продолжали поиски, исследуя уже данные по уликам, собранным бюро расследований, но и это не приводило ни к чему.
        Мы были в самом настоящем тупике, надежды Бон-Бон, что я смогу оправдать её веру в меня и в мои способности раскрыть тайну падения корабля, не оправдались. Ну, вернее так мы думали тогда, пока не вышли на, казалось бы, заведомо тупиковую линию с книгами, вытащенными из-под обломков. Их в отличии от прочих вещ-доков решили вернуть в библиотеки, откуда те были взяты. И одной из таких книг оказалась совершенно пустая на первый взгляд голубая книжка-блокнот, тем не менее содержащая печать понивилльской библиотеки. Почему я говорю, пустая на первый взгляд? Потому что книга обладала маскировочным полем, подобным нашему, которое скрывало написанный в ней текст. При этом маскировка была такой чудаковатой, что даже не ощущалась как иллюзия. Для каждого, кроме чейнджлинга это был ничем не примечательный пустой блокнот, но я же видела исписанные почерком Лиры страницы.
        И вот эта зацепка оказалась весьма и весьма важной. Заглянув в конец дневника, а это определенно был дневник, мы с Бон-Бон приблизились как никогда прежде к разгадке того, почему пропала Лира. Эта единорожка подробно рассказывала о вампирской ночи, о том, что ей приходилось бороться с проклятьем вампиризма и о том, какой волшебный вечер ей подарил Брайт на корабле, но дальше записи обрывались. И мы решили заглянуть в начало дневника.
        Теперь мне ясно, что делать этого рядам с пони не стоит, как и не стоит раскрывать подробности её проклятья и взаимодействия Лирой с песней. Но тогда, когда это впервые проявилось я очень сильно испугалась, ибо Бон-Бон ни с того ни с сего потеряла сознание, едва прочтя какую-то строчку из дневника, её тело стало ледяным, а я почувствовала, как магия покидает её тело. Сильно перепугавшись, я приняла облик медсестры и понесла её в больницу, где сказала, что нашла Свитти такой на улице. Я не могла потерять очередную пони, я бы того точно не пережила, но слава Королеве, что все обошлось. Почти обошлось.
        Появившись в палате Бон-Бон в облике Лиры, ибо кобылка, очнувшись, звала именно её, я получила внезапную порцию крепких обнимашек и эмоционального корма со вкусом любви. Дропс видела во мне теперь только Лиру, забыв, а вернее помня иначе наше знакомство. Для неё, Лира пьяной завалилась к ней в дом, пока та отсутствовала по важному заданию, а наше расследование стало для неё просто милым сожительством, в ходе которого мы даже начали встречаться. У судьбы и правда весьма скверное чувство юмора, однако же, я получила в каком-то смысле второй шанс с Брайт Болтом, пусть и в лице Бон-Бон. Теперь я знала, что не стоит высасывать всю возможную любовь из своего партнера, да и мысли мои теперь были заняты больше Лирой, чем собственным эгоистичным желанием удовлетворить потребность в любви. К тому же, я была обязана мятной своим вторым шансом, но все что я могла сделать в ответ, это узнать её историю из дневника.
***        Проводив писателя печальным взглядом, я побрела прочь, желая скорее избавиться от этой маски, что, так сильно срослась со мной. С тех пор, как я потеряла связь с роем, моя память образов истончается, мне удается принимать облики все меньшего числа пони. Мне с трудом удается вспомнить отдельные черты, повадки и даже голос кого бы то ни было, а о создании совершенно новой персоны не может быть и речи, поскольку ограничения воображения, отсоединенного от глобальной сети образов разума роя, не позволяют мне создать совершенно не похожую на тех немногих, кого я еще помню, пони. Но два облика остаются для меня с тех пор незабываемыми, и если мне временами бывает тошно находится в одном, то другой вызывает к тому же еще и боль, но иногда приходится примерять и его. Спрятавшись от лишних глаз в кусты, я быстро сняла с себя маскировку мятной единорожки и обратилась кремово-желтым пегасом с непослушной сине-лимонной гривой и кьютимаркой красной ракеты на боку. Да, я могла становиться либо Лирой, либо Брайтом. И возможно, это было моим наказанием за прежний эгоизм, а может и очередным уроком судьбы, смысл которого мне пока было не дано понять.
        Выйдя из кустов, я почувствовала эмоциональную ауру сильно похожую на моего недавнего собеседника, но это был определенно не он, хоть и был чем-то на него похож.
        – Еще один грустный волк? – усмехнулась я себе под нос и подошла к нему.
        Это был темный пегас с синей короткой гривой, в которой имелась полоска белых прядей, а челка, спадая на глаза, прикрывала один из них, отчего жеребец во многом напоминал мне мой прошлый облик. Что особенно сильно привлекло мое внимание, так это темно-лазурное оперенье крыльев и почти точно такой же, что и у писателя, шарф. Я бы даже сказала бы, что это он и был, но шарф пегаса был намного короче и куда более тусклым, даже несколько выцветшим, чем аналог писателя. В остальном же это был такой же бежевато-серо-коричневый полосатый шарф, повязанный на шею жеребца.
        – Что там происходит? – поинтересовалась я у пегаса с точно такой же интонацией, как прежде у единорога.
        – Была свадьба, а вскоре один пони сделает предложение другой, – безучастно ответил он мне, источая оттенки тоски куда менее сильной, чем его предшественник.
        Прежняя я, наверное, оставила бы без внимания столь сильную похожесть этих двух пони, но теперь мне было известно слишком много историй, показывающих неслучайность совпадений, чтобы оставлять их без внимания. Пегас и единорог ко всему прочему были еще и внешне отдаленно похожи, в особенности телосложением и синим оттенком гривы, ну а также фиолетовым отблеском шкурки. Конечно, многие пони оказываются чуть ли не двойниками друг друга, не являясь родственниками, и все это могло оказаться простым совпадением, но как я уже сказала, совпадения не бывают случайны.
        – Но вы этому не рады, как я погляжу? – произнесла я после затянувшейся паузы моего изучения жеребца. – Почему?
        – Да так, простая глупость. – ответил он мне, развернувшись. В его глазах играл задор и веселость, но эмоции выдавали его с потрохами. Пегас явно сильно переживал над тем, что должно было случиться и по кому-то тосковал, терзаясь душевной болью, которую пытался урезонить разум.
        – Простая глупость? – с прищуром переспросила я.
        – Просто та парочка, что вот-вот станет помолвленной очень сильно напоминает мне моих знакомых… и меня, – вздохнув перед последним словом сообщил пегас.
***        Доводилось ли вам когда-нибудь слышать об Ограх и Темницах? Это такая настольная игра, где ты примеряешь на себя роль какого-то героя и вместе со своими друзьями проходишь различные квесты, используя свое воображение и талант повествователя. Как правило, мир в котором находятся персонажи представляет из себя наше далекое прошлое времен основателей Эквестрии или начала правления сестер, однако бывают игры где игроки представляют себя жителями будущего или настоящего, сталкиваясь с конфликтами и заданиями, соответствующей временной эпохи. Зачастую, в мир ролевых игр сбегают те, кто не удовлетворён своими достижениями в жизни или желает испытать то, на что никогда не решится в реальности, и также стоит отметить что Огры и Темницы привлекают в основном жеребцов, но, бывают и исключения из этих двух правил. Одним из таких исключений была пони, использовавшая в нашей игре имя Ноктюрн Мондлинд, или, как мы коротко её называли, Нокти.
        Её героиня была не единственной кобылкой в нашей партии, однако же она была единственной, кого отыгрывала именно представительница прекрасного пола. Характер Нокти был очень реалистичным и харизматичным, проявляясь в очаровательных ехидных остротах, общем красноречии и весьма располагающей к себе четкой позиции отношения к добру, злу, морали и границам закона. Образ героини был далек от законопослушной, хоть в то же время Нокти и не была злодейкой. И во многом образ Мондлинд походил на другого участника компании, как по части разделяемых взглядов на жизнь и личных интересов, так и в отношении между ними и партией. Эта парочка находилась в дружеских отношениях, постоянно подкалывая друг друга, а иногда даже и обмениваясь любезностями легкого флирта. Наверное, посмотри кто со стороны на их отношения, то он бы несомненно подметил, что между ними проскакивала искра совсем не дружеских отношений, а, возможно, этот кто-то даже посчитал бы, что подобная искра проскакивала и между самими игроками. Пожалуй, и я бы так считал, если бы этим вторым игроком не был я сам.
        Нужно быть либо слепым, либо глупым, чтобы не замечать намеков, посылаемых Ноктюрн моему герою, и быть тем еще олухом, чтобы не отвечать на них. Однако все это было лишь в игре, где мы примеряем на себя чужие роли, а то что испытывают персонажи не обязательно должны испытывать и сами игроки. Вот только грань эмоций игрока и персонажа бывает не всегда столь хорошо различима, как кажется на первый взгляд, и я стал задумываться: с кем из нас флиртует Мондлинд: с персонажем, что было бы вполне естественно для неё, или же с его владельцем.
        Игрок Нокти была весьма милой кобылкой как по части внешности, так и по части общения, не такой разговорчивой, как её персонаж, но при этом весьма красноречивой в своих кратких репликах. Когда мы впервые только встретились, она создавала впечатление уже занятой кем-то кобылки, ведь пони её типа всегда могут найти себе особенного пони, но по прошествии множества партий и кратких разговоров между ними, я узнал, что она пока что была никем не занята и была бы вполне не против если бы её кто-то пригласил на свидание. Так что мои подозрения, что чувства Нокти к моему персонажу распространялись и на чувства её владелицы ко мне, были весьма небезосновательны. К тому же довольно-таки скоро в игре отношения наших героев стали бурно развиваться, переходя на новый уровень, но в реальности я медлил, продолжая сомневаться, что я, почти ничем непримечательный пони мог понравиться ей. Да и каких-либо намеков, кроме как в игре я от неё не получал. Конечно, я бы мог проявить инициативу, не дожидаясь намека, и признаться в том, что я чувствовал, и что, как мне казалось, я замечал за ней, но если вдруг я ошибался и не было никаких знаков или еще хуже, она воспринимала меня исключительно как друга, то это признание испортило бы как наши отношения в реальности, так и взаимоотношения в игре, которые в свою очередь могли сказаться на прочих игроках партии.
        И я медлил, просто наблюдая и стараясь не питать лишних надежд, чтобы не расстроиться, если они не оправдаются. Я ждал еще намеков, но то ли я их не замечал, то ли владелицы Нокти было достаточно флирта наших персонажей, то ли и вовсе ничего и не было, но в реальности ничего не менялось. Не менялось, впрочем, и в самой игре: после бурного развития отношений между Нокти и моим героем, эти самые отношения как бы остановились. Не было ни следующей ступени в виде какого-нибудь серьезного шага, закрепляющая чувства персонажей, не было и отступления с отметкой о поспешности и власти чувств над разумом. Мы просто буквально топтались на месте, не зная, что со всем этим делать. Но такие системы, что не удивительно, редко отличаются устойчивостью, и со временем, да с увеличением количества важных дел в реальности, любовь в игре, увы, стала сходить на нет, а вместе с ней и мои терзания касаемо нас двоих. У меня оставалось все меньше времени для Огров и Темниц, так что я закономерно покинул группу. Хотя, может я просто сбежал, испугавшись правды о её отношения ко мне. Иногда задаешься вопросом: что лучше страдать от незнания или от плохих вестей? Терзать себя вопросами «А что если? А вдруг?» или же знать наверняка, что ожидаемое не случиться никогда и мучиться поэтому от боли.
        Но знаешь, что причиняет большую боль?  Не отказ на признание, не потеря самой любви, не то как она не замечает тебя. Больше всего ранит, то, как кто-то делает более уверенный шаг, чем ты, а потому твоя любовь становится счастливой уже не благодаря тебе. Я не решился на этот шаг, но другой игрок нашей партии, видимо, как раз наоборот. По крайней мере, Нокти сошлась с куда менее похожим на неё, но тоже весьма интересным и красивым жеребцом, пришедшим к нам из другой игры. Их история имела куда более серьезные шаги в развитии, чем наша. И, наверное, хорошо, что я к тому времени уже не играл, чтобы переживать на этот счет и влиять на игру, вот только новость оказалась больнее незнания, так что я не решился узнавать, а завязались ли у них отношения в реальности. Не думаю, что я хотел бы тогда услышать ответ, даже если он оказался бы отрицательным. Я упустил свой шанс даже не попытавшись, а потому мне есть, о чем сожалеть. 
***        – Поэтому я и выгляжу расстроенным, – подытожил пегас. – Флаттершай, которой вот-вот сделает предложение Тандерлейн, напоминают мне Нокти и того, другого персонажа, с которым у неё сложились куда более прочные отношения, чем со мной, а также это заставляет меня задумываться, что на их месте вполне могли быть я и она. Одним словом, как я и сказал, глупость все это.
        Я молча смотрела на жеребца, не зная, что ему сказать, находясь в глубоких раздумьях, вызванных самой историей. Сам феномен примерки ролей был мне как ничто другое близок как в расовом, так и эмоциональном плане, а вопрос «Что, если?» мучал меня, наверное, также часто с самого побега из тюрьмы, как и пегаса после ухода из партии. Также его история во многом дополняла мою про пегаску и чейнджлинга. Услышь её я раньше, возможно бы мой рассказ и закончился куда лучше, и не привел бы к потере того, в чьем облике я ныне пребывала. Я бы могла бесконечно долго рассуждать о плюсах и минусах того что случилось и о неисповедимых путях судьбы, но легче было бы просто признать свою слабость и смириться с тем, что все сложилось, как сложилось, смириться, как это почти сделал темный пегас, стоящий передо мной.
        – Это не глупость, – наконец, ответила я. – это… Хех, это то, что делает нас такими какие мы есть. Наши истории, переживания, взлеты и падения, потери и находки, любовь и страдания. Это делает нас живыми, а сострадание лечит боль, идущую в комплекте с жизнью и её уроками. Однако, думаю, вам все же стоит набраться смелости и узнать концовку своей истории. Уж лучше выбрать вариант, гарантирующий хоть с какой-то долей вероятности счастье, чем потерять его, убегая в сомнениях и страхах. Определенность всегда лучше догадок, ибо собственный разум может навредить куда сильнее своим воображением, чем кто-либо другой.
        Вздохнув, я развернулась, медленно направившись прочь из парка. Мне было, о чем подумать и что записать в блокноте Лиры, ставшим теперь моей записной книжкой для историй Понивилля и мыслей на их счет. Те истории, что я сегодня услышала, в особенности последняя, а также воспоминания о Брайте заставили по-новому взглянуть на себя нынешнюю и на свою роль в жизни города. Возможно, после стольких лет я, наконец, поняла ту, кем притворялась на протяжении долгих лет. И теперь мне было что сказать понивильцам.

Глава 5

Сказки как правило кончаются словами «И
жили они долго и счастливо».  Но как именно?
Неужели, любовь, зародившаяся за несколько
дней между незнакомцами, могла оказаться
истинной? И действительно ли каждый из
влюбленных, мог что-то предложить своему
партнеру? Реальность не похожа на сказки.

        По пути мне, действительно, было, о чем подумать, в том числе и о правдивости моих слов, сказанных тому жеребцу. Нет, я была уверена, что определенность лучше душевных терзаний, но я самую малость сомневалась, что эта самая определенность нужна пегасу. Его история и общая манера держаться, как и приоритеты, которые он выставлял в своих суждениях весьма красноречиво говорили о том, что он был весьма милым пегасом, способным понравиться кобылке на первый взгляд, однако если бы эта самая кобылка прожила с ним еще немного, то скорее всего была бы несчастна. Пегас обладал привлекательной оболочкой, но пустотой внутри. Он был способен спровоцировать химическую реакцию любви, но не поддерживать её протекание после. Что такой пони как он мог предложить ей? Полагаю, он и сам задавался этим вопросом, а потому и медлил с признанием. Но я же подтолкнула его, вероятно, к ошибочному пути. Что ж, видимо, я и правда стала на неё похожей.
        Изучение дневника Лиры позволило мне во многом понять и то почему она была такой и почему пони стали забывать её. Загадкой для меня оставалось лишь почему я её помнила, и что же все-таки в итоге случилось с ней. Конечно, у меня была гипотеза, что особое магическое восприятие нашего вида и все те эмоции, что влил в меня Брайт, позволили мне избежать проклятья неспетой, а сама единорожка просто оказалась за пределами жизненной области города, удерживающего её. Но все это было лишь гипотезами, которые мне было не суждено опровергнуть или подтвердить, поскольку она делала все, чтобы скрыть себя из этого мира. Но кое-с чем я так и не смогла смириться: с тем, какой вклад сделала Лира в жизнь города своими историями и листом шиппинга. То, что я сделала ранее, просто чтобы меня не раскрыли, нужно было продолжать делать, чтобы её труд не был предан забвению. Никто меня не вынуждал этого делать и, наверное, никто бы и не заметил, если бы я перестала, но я точно знала, что должна продолжать её дело. Ради Лиры, ради города и смой себя. Возможно, это была простая сентиментальность или упрямое желание бороться с предопределенностью судьбы, однако я не могла более игнорировать ту, кем стала для понивильцев и Бон-Бон. Я просто чувствовала себя обязанной ей, хоть мы ни разу и не говорили лично.
        Из дневника я также узнала и интересные подробности, касаемо самой первой её истории, с которой все и началось. К моей неожиданности, она была основана на реальных событиях времен основателей Эквестрии. Вот только реальность весьма сильно разнилась с литературно приукрашенной, а точнее даже искаженной историей о Ленор и Кевине. Лира привнесла в неё многое от себя и Брайта, сгладив углы и изменив концовку, сделав общий фон истории мягким и теплым. Примерно, как я адаптировала легенду о чейнджлинге и пегаске, так и она адаптировала повесть о вампирше и земном пони. 
***        Взаимная любовь с первого взгляда феномен достаточно редкий, но тем не менее встречающийся, и к тому же он даже может быть объяснен с точки зрения психологии. Допустим, кобылка, прожила все свое детство и большую часть юности в пределах дворцовых стен, где ей доводилось видеться лишь со своей семьей, да со слугами, что для неё были для неё такими же родными, как и отец с матерью. И вот ей доводится впервые оказаться за пределами дворца, и она, закономерно, влюбляется в первого сельского парнишку, улыбнувшегося ей. Сам же сын мельника, очарованный красотой миловидной внешности младшей графини, а также околдованный чарами её рода, потерялся в её сине-зеленых глазах. Так и зародилась их взаимная любовь с первого взгляда. Но то, что вспыхивает ярчайшим пламенем, как правило не может гореть долго, и это правило, увы, применимо и к нашим героям.
        И нет, их любовь была обречена отнюдь не из-за их принадлежности к различным классам общества, и не из-за родового проклятья, что несла в себе кобылка, и уж тем более не потому что пони принадлежали к разным расам. О, нет, они были обречены из-за самой основы возникшего классового неравенства: не может журавль жить со свиньей, как и не смогут найти общих тем для общения начитанная графиня и простой крестьянин. Но тем не менее, первые дни, покуда влюбленность и острые ощущения запретной любви подпитывали огонь в их душах, парочка неплохо общалась, обмениваясь нежностями и секретами. Но рано или поздно, до одного из возлюбленных доходит, что вся их любовь, на самом деле лишь сильные эмоции, которые кончатся, а на их место ничего не придет. Как правило, таким возлюбленным оказывается жеребец, заставляя невольно мучиться кобылку от неразделенной любви. Но в паре Кевина и Ленор, этим возлюбленным, внезапно, оказалась графиня. Поняв, что её прошлая одержимость сыном мельника была лишь простой влюбленностью, а сам Кевин не может ничего кроме собственных чувств предложить представительнице знатного рода, она оказалась в весьма неприятной ситуации. Кобылки по своей сути очень добрые создания в отличие от жеребцов, а потому, если они чувствуют, что больше не любят своего партнера, они готовы давать чувствам гораздо больше шансов. И от того, по статистике им и приходится страдать намного чаще, нежели жеребцам, так что вне всяких сомнений прекрасной половине человечества можно лишь сочувствовать в их нелегкой доле.
        Любовь, зародившаяся между незнакомцами, не продержится, как правило, и месяца, ну а если её насильно скрепить узами брака, то она будет в добавок ко всему еще и причинять страдания впоследствии. Поэтому, когда я вижу подобные истории, где возникает взаимная любовь с первого взгляда, и где затем наступает печальный финал с разлукой пока еще влюбленных друг в друга героев, я считаю такие истории обладают все же счастливой концовкой. Да, в них предостаточно печали, но для меня общий фон истории сугубо положительный. Что же до Ленор и Кевина, то в некотором роде я могу назвать эту историю как раз счастливой в таком плане. И хотя кобылка разлюбила жеребца, все закончилось первее, чем кто-то из них успел ощутить на себе негативные последствия их ошибки. Впрочем, Кевину, увы, все же было суждено испытать душевную боль по отношению к Ленор, но эта боль была совсем иного плана. Боль разбитого сердца, которую вызвали не слова кобылки или её признание, а смерть. Самая настоящая, без аллегорий или преувеличений: Жизнь графини оборвалась в один момент, оставив Кевина в неведенье. Так что же хуже: любить и потерять, или страдать от своей любви? На этот вопрос, думаю, каждый даст свой ответ, ну а лично я затрудняюсь подобрать свой.
***        Лира предпочла подарить другим, да и самой себе надежду, а не сталкивать всех с жестокой реальностью. Она составляла потенциально возможные любовные пары в своем листе, хотя её об этом никто не просил. Долгое время я жила её жизнью, не понимая мятную единорожку и не понимая, как и ради чего она могла все это делать, и тем не менее я шла по её стопам, пусть и не до конца осознавая этого. Я жила её жизнью, но не была ей, но сегодня я замкнула круг, дав незнакомцу такой совет, какой, несомненно, дала бы ему она. Поступки Лиры нельзя было просто скопировать, ожидая, что они, лишенные души исполнят то же предназначение, их нужно было именно осознать и прочувствовать. Я сказала темному пони лишь то, что чувствовала, скруглив углы и приукрасив истину вместо голой правды, обвернутой в дешевую метафору. Да, возможно, того жеребца постигнет участь, которая бы постигла Кевина, если бы не произошедшее с Ленор, но для пегаса сейчас необходимы были слова поддержки, а не горькая правда, которой я пичкала своих читателей в последнее время. Я сделала, то что должна была, как Лира, создав свою историю.
        Но я далеко не всегда оказывалась правой, и быть может, то что у тех двоих есть хоть что-то общее вроде ролевой игры, станет тем немногим, что позволит жеребцу удержать кобылку. Дальше могут обнаружатся новые совместные интересы, жеребец сможет измениться, и все будет у них хорошо. По крайней мере, в это мне теперь хотелось верить. И я верю в любовь.

Эпилог

Если любовь может зародиться сама собой
и может также исчезнуть, то откуда и
куда? А если её можно поглотить, то
можно ли повернуть этот процесс
вспять? Быть может, способ давно
известен и давно используется, но о
нем мало кто знает? Быть может он
очень прост?

        Записывая в блокнот услышанные сегодня истории и собственные мысли, я не могла не отметить, что в сочетании с припомненными мной получилось рассмотреть довольно много граней такого непростого чувства, как любовь. Помимо этого, совершенно неожиданно для себя, я также ощутила, что строчки дневника испускают слабые оттенки эмоций, о которых повествуют читателю, как будто бы кто-то влил эмоцию неловкой влюбленности или печали разлуки, или просто счастья быть рядом со своим особенным пони в этот дневник. Конечно, выражение «писатель влил любовь в свое творение» бывает на слуху, но среди пони не практикуется на самом деле помещение эмоций в предмет. Для чейнджлинга же такое возможно только если он сыт данной эмоцией и напитывает излишками, что-то что способно их удержать.
        – Неужели я могла за день так сильно насытиться любовью, что излила её в рассказы? – задумалась я.
        Голода я не ощущала, но и не ощущала перенасыщения, однако же книга тем не менее содержала в себе любовь. Хмыкнув, я пролистала несколько страниц назад, к истории про слепую и вновь обнаружила в этих строчках довольно слабый оттенок эмоций, коим на этот раз оказалось счастье, которого там точно не было, когда я записывала историю в дневник. Полистав еще немного я обнаруживала то тут, то там оттенки различных эмоций различной насыщенности. Наиболее ярко сияли мои мысли о Брайте и Бон-Бон, записанные мной после получения этого дневника в копыта.
        – Это какой-то бред! Как я могла раньше не замечать того, что подпитываю дневник эмоциями? Да и как я вообще могла питать его ими, если даже не испытывала ничего подобного и не контактировала в те дни с пони, чтобы поглотить именно их? Как будто бы… я создала их… Но… как? И почему я раньше этого не чувствовала? Что же изменилось в дневнике… или… во мне?
        Я неуверенно отложила записи в сторону. С небольшим волнением я поднялась с кровати и стала бродить по комнате, украдкой посматривая на голубенькую книжечку, которая продолжала излучать эмоции, как бы я не пыталась убедить себя в нелогичности и не реальности происходящего. Пройдясь немного кругами по комнате, стараясь не думать о блокноте, я не выдержала и открыла последнюю страницу, чтобы перечитать написанное мной ранее.
        «Эти истории, что я сегодня услышала, заставляют по-новому взглянуть на себя нынешнюю и на свою роль в жизни города. Возможно, после стольких лет я, наконец, начинаю понимать ту, глупую единорожку. Ведь любовь – это не то, что можно вычислить или описать физическими терминами. Ею можно лишь прочувствовать, как Лира в своей первой истории…»
        Я отвела взгляд приподняв бровь: эти строчки светились надеждой, усиливающейся с каждым словом. А следом за ними, после рассказа пегаса, отдающего оттенками заботы и стеснительности, сияли особенно яркими положительными эмоциями два предложения, подытоживающие мои размышления на его счет:
        «Впрочем, у них двоих есть шанс: новые совместные интересы, которые могут обнаружится, и развитие жеребца в личностном плане приведут их к счастью. По крайней мере, в это мне теперь хотелось бы верить, верить в любовь.»
        Я потеряла дар речи, или точнее в данной ситуации дар ясно мыслить. Данные строчки я написала, ощущая, как никогда похожей на ту самую Лиру, что когда-то запомнилась всему городу своими рассказами и любовными советами. Ту самую Лиру, которую полюбил Брайт и которую я не смогла ему заменить. И эти самые слова светились той самой эмоцией, которой напитал меня Брайт в день нашего побега, той эмоцией, которую я без остатка выпила из бедного кремового пегаса. Я явно не могла испытать нечто подобное, когда писала эти строчки, а это означает, что дневник сам воссоздал их, но как же это возможно? И главное, как то, что я поняла Лиру позволило мне это увидеть?
        Потрясенная своим открытием, я выронила дневник из телекинетического поля, и тот ударившись об пол раскрылся на самой первой странице, где содержалась написанная копытом мятной единорожки фраза:
        «Меня зовут Лира Хартстрингс, и вы никогда не вспомните обо мне, ведь все, что я сделаю или скажу, останется забытым. Какой бы текст я ни написала, лист останется чистым. Любое свидетельство моего существования, что я оставлю, исчезнет. И хотя я не могу доказать вам, что я существую, но я, по крайней мере, могу доказать, что существует моя любовь ко всем вам, к каждому из вас. Пожалуйста, послушайте мою историю, мою симфонию, ибо это есть я.»

      

0


Вы здесь » Old Equestria » Архив игровых тем и конкурсов » Литературный конкурс Любовных Историй