Вечерело, город медленно накрывала тень сумрака, но было ещё довольно светло. Те удивительнее было видеть пони-фонарщиков, которые в столь ранний час бегали по улицам и зажигали фонари. Прохожие спешно разбредались по домам, в мерном гуле их голосов, шорохе привычных городских тем нет-нет да проскальзывало что-то нервное. Кое-откуда доносились обрывки разговоров на тему "А мне говорили" или "а вы слышали?".
Неясно, то ли кирин задумалась и не туда свернула, то ли это была привычная ей дорога, но Сильвир оказалась на тихой улице среднего достатка. Чистая, мощёная рыжеватой плиткой, кое-где выщербленной. У стен стоят высокие, окрашенные в разные цвета бочки с цветами, с крыш свисает плющ-паутинник, служа украшением домам и надёжным укрытием для деффектов штукатурки.
Ставни большинства домов были уже закрыты, пони на улице почти не было, будто они все сквозь землю провалились. Наверное именно поэтому внимание привлекала довольно обычная парочка: молодой жеребец земнопонь бурой масти и совсем ещё юная голубоватого цвета единорожка бледно голубой, как лунный свет, масти с синей гривой. Жеребец сидел на мостовой и с беспокойством смотрел на подругу, которая что-то старательно раскладывала на маленьком столике, примостившемся у крыльца.
- Не понимаю, Лала, зачем? С чего ты взяла, что это хоть чем-то помогает? Тут ведьмака звать надо или храмовника!
- Не помогут твои храмовники. Только шуму наделали и напугали, еле убедила, что я не ведьма. Дуру полную изображать пришлось, до сих пор паршиво, - спокойно отвечала кобылка, раскладывая на плоской тарелочке пряники и конфеты. - К тому же, он у меня куклу попросил. Для подружки.
- Ещё и подружка, - пробурчал жеребец. - Послушай, так тебя точно за ведьму примут. Каждый вечер обряд совершаешь, может только хуже делаешь. Ты хоть раз видела его с тех пор?
- Не я одна такая "ведьма", - грустно ответила кобылка, садясь перед столиком. Рядом с тарелкой медленно опустилась сшитая из тряпочек яркая куколка. - Многие им помочь хотят.

Пони с минуту смотрели на кирина, и на лицах их жирным шрифтом было написано удивление и что-то ещё. Казалось, они удивились не столько тому, что повстречали на улице драконову дочку, а чему-то что произошло слегка не вовремя, по крайней мере, жеребец явно покасился на циферблат башенных часов, виднеющийся над крышами.
- А... Здравствуй, - наконец нарушил он молчание, вновь воззрившись на Сильфир. - Ты недавно в городе да? Первый день наверное? А прости, - он смущённо улыбнулся и неловко протянул копыто. - Я Тюр, а это Миднайт Лалабай. Понимаю, это странно со стороны выглядит, но ничего особенного в этом нет. Просто городская традиция. Есть одна глупая легенда, вот пони и не выходят на улицу. Через месяц обо всём забудут.
Говорил пони доброжелательно, ему, похоже было всё равно, кто перед ним, пони, кирин или даже богопротивный аликорн. Впрочем нет, поглядывал-то он с интересом. И было что-то в его голосе... что-то нервное, словно он хотел выдать за действительность нечто удобоваримое, во что сам уже не верил.
Кобылка, скромно потупившись молчала, снова отвернувшись к импровизированному праздничному столу, такие накрывают детям, когда хотят устроить для них игрушечное чаепитие. Тут, правда, не было фарфорового или хотя бы деревянного чайничка или даже чашек, но на тарелке лежали самые настоящие сладости и выпечка, стол был накрыт отрезом белой ткани, заменявшей скатерть, и украшен букетом полевых цветов.
Лалабай, слегка затравленно посмотрела на подошедшую травницу и спешно спрятала глаза, из которых плеснулась такая грусть, такая тоска, что странно контрастировала со спокойным выражением мордочки идоброжелательной улыбкой, которой та одарила кирина.
- Это совсем не грубо, ты можешь спрашивать, - сказала единорожка, извлекая из сумки простенький подсвечник и длинную белую свечу. - Все спрашивают, когда видят. Ты не подумай, я никого не вызываю и не колдую, в этих вещах нет волшебной силы. Это просто... - голос её на мгновение дрогнул, - подарок... для брата. Он любил... любит пряники. И куклу сделать просил.

- Да какие могут быть легенды в городе - обычные, - пожал плечами Тюр. - Что ночью по улицам бродит пони-марионетка, если в полночь пройти по мосту, то можно услышать детское пение, а ночных прохожих подстерегает упырь, загадывающий загадки. Детские сказки. А на улицы не выходят потому, что неспокойно ночью в большом городе. - говорил жеребец бодро, быстро, даже легкомысленно. Так жеребёнок рассказывает друзьям страшилку, которая не даёт ему спать по ночам.
Миднайт, тем временем, установила свечу в центре стола и, сосредоточившись, зажгла фитиль с помощью заклинания. Рыжий язычок пламени дрогнул, пригулся под дуновением лёгкого ветерка, но после очередного заклинания кобылки успокоился, выпрямился.
- Я понимаю, как это выглядит, но я никого не призывала, - спокойным тоном пони, которой задавали этот вопрос не раз, не два и даже не пять, ответила единорожка, поднимая на кирина взгляд. В бирюзовых глазах отражалось смиренное спокойствие, в котором уже с трудом можно было заметить волчью тоску. - Он сам пришёл однажды. Иначе я бы даже не знала, что с ним случилось.
Слова Сильфир внезапно сильно обеспокоили обоих пони. Миднайт вскинулась, как-то подобралась и вскочила на ног, а Тюр так и вовсе подскочил на месте.
- Жеребёнок один на улице?! Ночью?! - он с немалым беспокойством посмотрел вверх, на алеющее закатное небо, потом на циферблат городских часов. - Милосердные боги! Не успеем же! Надо срочно оповестить городскую стражу, пусть разыщут его до заката.

- Ничего страшного, - Миднайт невесело улыбнулась. - Так многие думают. И... прости. Я не хочу об этом говорить. Может быть... позже, - он отвела взгляд, явно не собираясь больше говорить о своём брате.
Тюр тем временем продолжал разводит панику в то время как кобылка уже успокоилась и вернула себе прежний почти отстранённый вид.
- Да при том, что после заката даже взрослому на улицу не следует выходить, что уж говорить о жеребёнке. Не успеем отыскать малявку до наступления темноты - не найдём его уже никогда.
- Успокойся, Тюр, может он уже домой вернулся, - единорожка положила копыто другу на спину, осаживая его. - Простите, мисс Сильфир, он очено не любит об этом говорить, да и никто в этом городе. Просто в последний месяц по ночам и вправду неспокойно. Правда я не думаю, что всё настолько страшно, как хочет показать Тюр и другие пони. Давайте мы сходим в стражницкую, и на всякий случай расскажем о жеребёнке. Пусть посмотрят по сторонам во время обхода.
На вопрос кирина оба пони переглянулись между собой, после чего снова заговорила Миднайт, жеребец в это время хмуро ковырял копытом мостовую.
- Мы сами толком не знаем. Просто после одного... месяц назад, в городе начали происходить странные вещи. По ночам обычно или вечером. Многие слышали с улицы голоса, пение, смех, но не видели при этом никого. Слухи пошли странные, вроде бы нашли кого-то мёртвым или больным, что видели кого-то жуткого, что в дом ломились и много ещё чего. Я сама всего этого не видела... ко мне просто пришёл Люп... И мне... ну... Мне кажется, что они не такие уж страшные.
- Угу, - вставил сои три бита жеребец,  - но на улицу ночью всё равно лучше не выходить. Подождём неделю-две, а там всё само пройдёт.
Пока Миднайт рассказывала, пони быстрым шагом двигались вдоль по улице, предположительно, к стражницкой.

На вопрос кирина ответили не сразу. Тюр явно стушевался, не без опаски покосился на подругу, словно ожидая от неё чего-то как минимум нехорошего. Кобылка же как-то сразу поникла, опустила голову и коротко, глухо ответила:
- Люп умер. С этого всё началось.
Некоторое время шли молча. После такого признания Миднайт явно не была настроена говорить, жеребчик же не желал прерывать раздумья прекрасной половины понячьего общества.
- Я ничего не думаю, - проворчал Тюр. - Я просто хочу, чтобы это побыстрее закончилось, и надеюсь больше никогда не увидеть. Что мы, собственно, можем сделать? - он хмуро глянул на Сильфир. - Мы уже звали и ведьмаков и священников - бестолку. Те походили по улицам, освятили их, да и ушли. Самым действенным способом по-прежнему остался откуп да закрытые двери. Что до угрозы - да йерь её знает! О трупах в канавай считай каждый день говорят, да только никто из моих знакомых не пострадал. - он покосился на единорожку. - Почти.
После последнего замечания дочери дракона оба пони долго ничего не говорили. Казалось даже, что не ответят вовсе, но вдруг жеребец снова заговорил, и на этот раз голос его звучал по-другому, без бравады или пренебрежения.
- Потому что когда-то подобное уже происходило. Сам я не видел, даже не родился ещё тогда, но мать рассказывала, а ей я верю. Это произошло лет тридцать назад. В городе тогда появился какой-то псих, о нём до сих пор страшилки рассказывают. Кукольщик. Говорят он ловил на улицах жеребят и пытался сделать из них куклы-марионетки. Когда его всё-таки поймали, то нашли в мастерской ещё живого жеребёнка, который умер на копытах у спасшего его стражника. Мать рассказывала, что дух этого жеребёнка потом начал бродить по городу, преследовал прохожих, а того стражника и вовсе довёл до ручки, а следом за ним появились и другие. Тогда тоже ничего не смогли с этим поделать - какой-то ведьмарь посоветовал оставлять угощение у крыльца, а через сорок дней всё прекратилось само собой.
Жеребец покосился на кирина, будто опасаясь, что она сейчас поднимет его на смех.
- Слушай, я знаю как это звучит - как детская страшилка. Ещё месяц назад я бы не поверил, тем более, что сам в детстве вместе в ребятами пытался играть в жмурки с Так-Клаком. Однако Кукольщик - вполне себе исторический факт, да и в упыря с призраками я верю - всякое бывает. Правда вот сказки о безликом аликорне или дверях в мир мёртвых - уже полная чушь. Как я уже сказал, надо дождаться сорока дней - тогда всё само пройдёт.
Тем временем впереди показалось здание стражницкой. Пони с дневной смены спешно расходились по домам безумно счастливые от того, что не им нести дежурство в эту треклятую ночь. У двери, привалившись спиной к обшарпанной стене стоял серый жеребец в доспехах ночной стражи, не сказать что старый или даже пожилой, но с обильно выбеленной сединой гривой. С сонным спокойствием он закуривал трубку. на груди его слабо поблёскивал капитанский знак.

- Я никуда не пропадала, - возразила Миднайт, обернувшись через плечо. - И мы просто друзья. И... семья Тюра приютила меня пока... пока всё не закончится, наверное.
Жеребец успокаивающе потрепал подругу по холке после чего наконец ответил:
- Да йерь его знает этого Кукольщика. Про это тоже страшилки рассказывают. Вроде бы он даже до суда не дожил, то ли повесился в камере, то ли вены перегрыз. Говорят даже башку об стену разбил, но то, думаю, враки. А детей-то похоронили как полагается. Тех кого нашли.
Миднайт невесело улыбнулась, услышав поговорки Шепчущего.
- Наверное правду говорят. Я вот и послушала, и посмотрела, и вот к чему всё это привело - даже домой теперь не отпускают. Но знаешь, лучше уж один раз увидеть и услышать, может быть, умереть от страха, чем жить в неведении. Я бы ничего менять не стала. А рассказывать уже что угодно можешь. Так и так чертовщина твориться будет.
Жеребец, заметив пёструю компанию, с явным сожалением потушил спичку и, вытряхнув трубку, опустился на все четыре копыта. Вот он уже приближается. На морде жеребца не настороженность, злоба или собачье желание выслужиться, свойственное стражникам, а безграничная усталость, словно этот пони не спал уже несколько суток.
- Просто расскажем о жеребятах, - пожал плечами Тюр. - Ты опиши, как они выглядели, пусть по сторонам посмотрят когда патрулировать будут. Вряд ли мы всю стражу на уши поднять сможем.
А жеребец меж тем подошёл, остановившись в нескольких шагах.
- Добрый вечер, мисс. Капитан Брейв Бэлл, - поздоровался пони с кирином, удостоив парочку коротким кивком и внимательным взглядом. - Что-то произошло? Надеюсь, не эти двое стали тому причиной? - голос его, глубокий, слегка урчащий, звучал доброжелательно, но также устало.

Парочка ничего не ответила на слова Сильфир. Возможно причиной тому был капитан стражи, при котором продолжать тему ночных страшилок было как минимум неудобно. Только Миднайт как-то слегка поникла и отвернулась, словно слова про дороги, по которым нельзя вернуться, значила для неё больше, чем она хотела показать.
Капитан меж тем внимательно выслушал травницу, кивнул.
- Да, мисс, я знаю этих жеребят - редкие сорванцы. Я наведаюсь вечером к их матерям, может они уже вернулись домой, и сообщу патрулям, чтобы смотрели по сторонам. 0 Сказав сие, жеребец повернулся к парочке и с усталой строгостью обратился уже к ним, точнее, к жеребчику.- Тюр, почему Лала ещё на улице. Девять часов уже минуло.
- Я свечу ставила, - подала голос кобылка, на что страж только головой покачал.
- Быстро домой. И чтоб до утра даже носу на улицу не показывали. Узнаю - хвоста обоим накручу, и на устав не посмотрю.
Под строгим взором капитана оба пони стушевались и, скомкано попрощавшись с Сильфир, со всей поспешностью удалились куда-то на соседнюю улицу. Когда парочка скрылась, жеребец, словно осунулся, сел прямо на землю и, проведя копытом по морде, словно в попытке стереть усталость, сказал:
- Прошу прощения, мисс... эм... я вас точно где-то видел, но не имею чести знать ваше имя. Спасибо за то, что сказали о жеребятах, возможно это спасёт их от беды, - он мотнул головой. - И прошу прощения за эту парочку. Надеюсь, они не слишком напугали вас городскими байками.

- Что-то навроде, – хмыкнул Брейв Бэлл. – Официально градоначальник не пожелал признать, что на улицах творится непойми что. Да и церковь тоже. Но настоятельно рекомендовали жителям сидеть по домам ночью, – жеребец криво ухмыльнулся, словно вспомнил что-то если не мерзкое, то, по крайней мере, глупое. – До выяснения обстоятельств. Так что с наступлением темноты все пони сидят дома, а мы, если кого замечаем, отводим домой или в стражницкую.
Пони покопался в сумке и снова выудил из её недр кривую явно самодельную трубку и начал старательно набивать её табаком.
- Поверь, будь тут кто другой, я бы так и сделал. Но это Лалабай, ей вообще нельзя находиться на улице в темноте, даже в сумерках не желательно. Так что пусть уж сами до дома дойдут, без сопровождения, но засветло. Тюр, хоть и верит в чушь всякую, а нечисти, как огня боится, в обиду малявку не даст и проследит, чтобы ничего не случилось, – он искоса, слегка лукаво посмотрел на кирина, а потом со смешком спросил: – Что, неужто запали в душу?
Когда Сильфир представилась, пони уже закуривал, втянул дым, одновременно издав протяжный мычащий звук с интонацией "А, понял, запомню".
- Видимо там я тебя и видел, - сказал он, выдыхая терпкое табачное блачко, предварительно отвернув морду от собеседницы. – Не в бросании тут дело, здесь торговый город, такие как ты сильно удивят только заезжих деревенщин. Я многих знаю, правда, в основном, в лицо и в кьютимарку.
Некоторое время жеребец молча курил с задумчивым видом. Видно было, что думает он немало и может, пожалуй даже, хочет сказать чего по поводу баек и не только, но то ли боится напугать, то ли показаться сумасшедшим.
- Вот что я скажу, Сильфир, поменьше слушай, чего рассказывают в городе. Эти пони – всего лишь испуганный табун, хорошо если два пони из сотни действительно слышали или видели что-то странное, встречались лично же ещё меньше. Но вот выдумывать и пугать они горазды. Просто помни, не всё из этих баек правда, но без огня дыма не бывает. И ещё… - он запнулся, явно неуверенный, что стоит продолжать, - если что, не бойся детей. Взрослые куда страшнее.

- Да плевать мне, я не разбираюсь в цветах, - хмыкнул жеребец, проигнорировав замечание кирина по поводу патрулей и сопровождения проблемных пони. Было видно, что свой ответ на этот вопрос он дал и повторять его не собирается. - А про Миднайт что ж, правда не знаешь? Об этом последние недели две весь город говорит, кобылку даже в храм таскали - на дознание. Еле отбил девочку.
Он выпустил пару клубов дым, всё также избегая дышать табаком на собеседницу, при этом сам не спускал с неё внимательного взгляда, будто изучал.
- Ну слушай, раз интересно, - наконец сказал Бэлл, продолжая выпускать в воздух пахучие струйки, похоже уже не слишком обращая внимание на трубку, мундштук которой уже был изрядно погрызен. - Где-то с полгода назад, сюда перебралось семейство единорогов - кобыла с двумя детьми. Со старшей ты знакома, а мелкого звали Люпусом. Обычный жеребёнок - ничем не примечательный. Переехали они чуть ли не из самого Эрикхорна, но да не суть. Вроде купили дом, обжились - всё хорошо, никакой мистики. А тут мамаша является к нам в стражницкую и говорит - сын пропал, вечером домой не вернулся, - он выдохнул последний клуб дыма и, заметно помрачнев, начал выбивать трубку. - Три дня мы его искали, и по городу и даже за его пределами - глухо. А тут ко мне Миднайт приходит и говорит, что Люпус домой ночью вернулся, в окно стучал, просил впустить. Ну она и впустила. А как матери сказала, так та в крик. В комнате заперлась и кричит что-то... жеребёнок, как это услышал - снова убежал. Мы удивились - пошли допрашивать, а эта, - он сплюнул, - уже подковы навострила. Бежать. Допрашиваем - молчит или чушь какую-то городит о демонах, тварях и одержимости. Попутно жеребёнка ищем - видели даже мельком вроде бы. Сестра вон тоже с ума сходит, говорит, ночью ещё несколько раз приходил, но каждый раз исчезал куда-то.
Он замолчал, хмуро разглядывая камни мостовой. Посидев так с минуту, будто заново переживая крайне неприятный момент из своей жизни, жеребец поднял голову и, глядя Сильфир прямо в глаза сказал:
- А потом мы его нашли. В устье, под кучей мусора. С расколотой головой. Потом уже выяснили - мать его так. Крыша у дуры съехала, из-за чего, уж не знаю.
Он вздохнул. - Честно скажу, сам я Люпуса не видел. Так что чему верить - решай сама, рассказал - что со своей колокольни увидел. Только с тех пор в ночь даже Теневые не выходят - боятся. И тебе не советую. На всякий случай.

- Ничего, - махнул стражник копытом,  - Сам подобное терпеть не могу.
На вопрос же по поводу Люпа капитан невесело хохотнул и засунул трубку в карман. На поясе, качнулся увесистый бронзовый колокольчик на длинной деревянной рукояти, качнулся абсолютно беззвучно, словно был лишён языка.
- Когда мы его нашли, он был мёртв примерно неделю, - сказал жеребец, поправляя свой капитанский знак, что во время разговора неряшливо перекосился. - Думаешь, чего семейство Тюра её из дома забрали и ночью не выпускают? Она позвала в свой дом мертвеца. Ей бы вообще на улицу не выходить, пока всё не успокоится.
И тут Сильфир заговорила о Кукольнике. Стоило этому прозвищу сорваться с её губ, как с жеребца мигом слетело его мрачноватое благодушие. Он вздрогнул, будто его окатили ледяной водой, и резко поднялся на копыта.
- А вот об этом, ей богу, не стоит, мисс. Три десятка лет прошло - не надо тревожить. Мне пора, - он развернулся зацокал в сторону стражницкой. Лишь через несколько шагов остановился, чтобы добавить, - Темнеет. Мисс Сильфир, идите домой. Спасибо за то, что сказали о жеребятах, - после этого капитан Брейв Бэлл скрылся за дверью.
Заметно стемнело. Свет фонарей стал куда заметнее на фоне вечернего сумрака, подёрнутого прозрачной прохладной дымкой поднимающегося от реки тумана.  В молочном мареве фонари казались огромными призрачными шарами, и, что странно, к их свету добавлялось рыжее мерцание нет-нет да встречающихся свечных огоньков на таких же самодельных алтарях со сладостями. Город стремительно пустел.

Ночь вопреки расхожему мнению, не опускалась на город с неба, а поднималась из канав и подворотен, окутывала дома белёсой дымкой тумана, когда небо над головой ещё хранило отсветы дневного светила. Было тихо. В светящихся прямоугольниках окон можно было наблюдать простую, незамысловатую жизнь городского пони, не лишённую своих радостей и печалей. Жители города, пусть и не выходили на улицы, продолжали жить как ни в чём не бывало, и не похоже было, что ползущий по улицам туман хоть как-то нарушает их привычный уклад.
Тут в размазанную туманом тишину ворвался явно чужеродный частый и удивительно чёткий звук: клак-клак, клак-клак. Равномерный, в ритме неспешной ходьбы стук дерева по камню доносился сначала с соседней улицы, после чего, заметно усилившись, перешёл куда-то вперёд. Вот, звук замер, а потом вдруг заскакал, запрыгал, будто невидимый колотун с силой бил деревянными ложками по мостовой, выбивая витиеватый мотивчик. Так-клак-клак-клак-так! После небольшой паузы равномерный цокот возобновился. Создавалось ощущение, что там, за завесой тумана неспешно шагает маленький пони… в деревянных башмаках.

Узкий проход очень скоро вывел на соседнюю улицу, практически полностью затопленную туманом. Здесь, что странно, почти не было светящихся окон, будто местные жители сговорились и легли спать пораньше. Темноту кое-как разгоняли фонари и… три маленьких мерцающих свечных огонька у дверей.
Лишь выйдя из переулка, полукровка могла заметить, что мостовую у её ног шаловливые жеребята или заботливые взрослые расчертили белыми линиями, что складывались в схему незамысловатой детской игры в классики. Деревянный цокот здесь слышался гораздо отчётливее, если свернуть налево, то можно увидеть, как за туманной пеленой двигается расплывчатая маленькая тень. Вот фигурка приблизилась к одному из маленьких огоньков, загородив его от Сильфир, цокот стих. Постояв с минуту, кроха с уже знакомым "клак-клак, клак-клак" двинулся дальше – ко второму огоньку.

Вопрос полукровки прозвучал очень удачно, втиснувшись как раз в паузу между звонкими "клак-клак", издаваемыми копытами незнакомца. Тень, которая по приближению приняла вполне узнаваемые очертания жеребёнка, судя по размерам, лет двенадцати-тринадцати, услышав оклик, замерла и, кажется, даже припала на передние копыта, стараясь стать как можно незаметнее. Кроха закрутил головой, силясь разглядеть кирина, но та, всё ещё находясь в тени, похоже осталась незамеченной.
- А ты? – наконец вопросил он настороженным детским голосом. – И ты где?
Жеребёнок сдвинулся с места и осторожно, крадучись, пошёл на голос Сильфир. При каждом шаге его копыта издавали уже знакомое деревянное "клак", что заставляло мальца каждый раз замирать на месте. Он явно пытался двигаться бесшумно, но, тут кирин была права, нечто, наверное накопытники, мешало ему это делать. Правда жеребенок не сдавался и всё равно пытался изобразить бесшумную ходьбу. Ещё пара шагов и до слуха полукровки донеслось тихое "Вот жеж! Дурацкие копыта!"

Существо повернуло голову на голос и, постояв немного в неуверенности, сделало ещё несколько шагов. Совету полукровки оно видимо последовало, так как деревянное "клак" прозвучало почти неслышно.
- Спасибо, - поблагодарил незнакомец уже смелее подходя к силуэту кирина, который, похоже, наконец, сумел разглядеть в темноте.
Вот, он вышел из темноты, попав в призрачный круг света, отбрасываемого фонарём-светляком, и стало очевидно, что это и впрямь жеребёнок. Тёмно-коричневый с гораздо более светлыми ушами малыш-земнопони, с влажной от тумана вытянутой мордочкой. Лохматая грязно-белая грива неровно острижена, чёлка спадает чуть ли не на самый нос. Спину и плечи жеребчика покрывал самодельный плащ из завязанной на шее грубой холстины, ноги и часть груди скрывались в густом тумане. На спине покоилась пузатая торбочка, которую малявка смастерил, по видимому, из наволочки. Жеребенок, склонив голову на бок, с настороженным интересом разглядывал напряженный силуэт Сильфир.
- Привет, - поздоровался он, останавливаясь примерно пяти-шести шагах взрослого пони. – А я… эээ, - он отвёл взгляд, явно подыскивая удобоваримый ответ на не слишком удобный вопрос. – Меня тут… попросили принести кое-что. Ну, я и собираю. А почему ты не дома? Я думал, все пони уже до утра не вылезут.
Он запнулся на полуслове, после чего с явным подозрением во взгляде снова посмотрел в темноту.
- А ты не могла бы выйти на свет? Немного страшно говорить с тёмным переулком.