Чудные пони, что были так похожи на бабочек кружили вокруг, переговариваясь меж собой на своём странном языке. Если фестралка прислушается, она поймёт, что смех и голоса, что она слышала до сих пор и продолжает слышать из-за зарослей дивных растений, принадлежат не этим крохам. Голоса этих крохотных созданий были тихими и сливались с шелестом листвы и ветра, а язык больше походил на чириканье, а не пение. Вот, парочка этих чудных чирикающих крох пролетела мимо носа ночной, не обратив на неё ни малейшего внимания. Кувыркнувшись в потоках воздуха, они приземлились на огромный яркий цветок и принялись собирать в крохотные сумочки комочки золотистой пыльцы, неспешно переговариваясь на своём чирикающем языке.
Вдруг мирную тишь парка всколыхнул приближающийся цокот копыт, вторивший весёлому звонкому смеху. Из-за поворота, всколыхнув тяжёлые гроздья одичавших роз выскочил жеребёнок - кобылка. на вид ей можно было дать лет семь-восемь, впрочем судить о возрасте сего создания было сложно, ибо малышка казалась миниатюрной, как фарфоровая куколка. Белоснежная шёрстка её даже на вид казалась мягкой, как тополиный пух, синяя с редкими сиреневыми прядками грива струилась следом воздушным шлейфом, лазурного цвета глаза сияли восторгом. Голову крохи венчал витиевато изогнутый рог, а спину покрывало нечто, напоминающее цветастый плащ из лоснящегося плотного и тяжелого материала, так напоминающего перепонки фестральих крыльев.
Кобылка остановилась, едва не уткнувшись мордочкой в цветок, с которого тут же вспорхнули возмущённые, но явно не слишком разозлившиеся крохи. Звонко что-то то пропев малышам, кобылка обернулась назад и громко, певуче позвала:
- Ella! Genna! Rri mma ll'a. Lli lla! Lli lla mma irril'! - прокричав это, кобылка закружилась, вокруг своей оси, заплясала, распахивая тяжёлый цветастый плащ. Нет, не плащ - три пары широких кожистых крыл, напоминающих крылья огромной сине-сереневой бабочки. От кружения крохи поднялся ветер, отчего маленьких пони смело в сторону, а сама кобылка вдруг поднялась в воздух и на пару секунд зависла в полуметре над землёй, после чего плавно опустилась на дорожку.
- Kirri?! - в восторге закричала она, обращаясь к кому-то, кого до сих пор скрывали ветки кустов. - Kirri mma irri?!

Стоило помянуть Ехидного, как до слуха фестралки донеслось тихое, но отчётливое хихиканье. Коль она обернётся, то увидит, что в нескольких скоках от неё в воздухе завис один из тех тонконогих крох. Чёрно-белая кроха со слюдяными крылышками висела в воздухе, невесть каким образом не падая на землю, и поджав тонкие ножки к животу заливалась каким-то, кажется. ехидным смехом. Когда смех стих и кроха подняла головку, можно было заметить, что глаза у него абсолютно белые, без намёка на зрачок или радужку.
А тем временем заросли шиповника снова дрогнули и на тропинку вышли двое - пони, той же странной расы, что и жеребёнок, но на этот раз взрослые: жеребец и кобыла. Оба высокие, на копыто выше среднего пони, но тонконогие и изящные, так похожие на фарфоровые статуэтки. Кобыла была белой с длиной, тяжёлой на вид прямой чёрной гривой из-под которой торчала пара мохнатых усиков, как у ночной бабочки. Сложенные на спине крылья переливались синей лазурью и едва-едва не касались земли своими кончиками. Жеребец выглядел чуть более крепким, изумрудно-зелёный с воздушной желтой гривой, в которой затесались редкие белые пряди. Рог его был куда массивнее, чем у кобыл, а усики так же торчащие из густой шевелюры короче, но куда мохнатее.
- Kirri, lilu, - мелодично пропела кобылица, склоняясь к жеребёнку. - Em alla ri-ri brizzy. Mell. - сказав эту фразу, она кивнула в сторону двух крылатых крох, одна из которых помогала другой выбраться из зарослей шиповника.
- Virrra... - виновато, но отнюдь не расстроено протянула малышка, улыбаясь крошкам.
Тут подошёл жеребец. Ласково коснувшись головы кобылки, он мелодичным голосом пропел, указывая одним из шести крыльев куда-то за зелёную изгородь:
- Kiere, sil' Me ki renna. Hallo ry.
- Yarri, genna,  - с готовностью отозвалась малышка и тут же помчалась вперёд, изредка задерживаясь для того чтобы снова поднять вихрь крыльями и ненадолго подняться в воздух.
Пара тесно прижавшись друг к другу боками пошла следом. До слуха пегаски донёсся ещё один обрывок нежного разговора.
- Ksjalla, sy Kiere nja
- Eel' - сказав это, кобылица поцеловала своего спутника в щёку.
Кобылка уже скрылась за поворотом, эти двое скоро должны были последовать за ней.

Словно покрытый крупными чёрными кляксами стрекозокрылый пони перестал смеяться и целеустремлённо полетел следом за семейством дивных пони. Пролетая мимо фестралки, уже убедившейся в своей незаметности, кроха вдруг повернулся к ней и, издав неприличный звук, что так нравится жеребятам, показал язык. При этом в белых глазах его вдруг "раскрылся" подобно цветку ромбовидный зрачок. Снова хихикнув, пони взмахнул крылышками и умчался куда-то за кусты.
Тем временем, семья пони двигалась всё дальше по аллеям парка. Кобылка то убегала вперёд, то возвращалась к родителям, не переставая болтать ни на минуту. Аллеи тем временем стали шире, а пони на них больше. Все они были той же странной расы, длинноногие, изящные, с длинными шеями, кривыми, как у высших чейнджлингов рогами мотыльковыми усиками и просто огромными крыльями, которые складывали на манер длинных переливчатых плащей. К похожему на пению говору постепенно прибавились звуки музыки. Где-то впереди весело и задорно заиграла скрипка.
Пони вышли на центральную "площадь" парка, просторное ровное место, мощёное черно-белой плиткой. В центре сего места возвышался многоярусны фонтан, выполненный в виде плещущихся птиц. Вокруг него собралось множество этих странных пониподобных существ, со смехом резвились жеребята, гоняя мяч или пдещась в упругих струях фонтана. Несколько пар кружились в задорном танце, расправив узорные крылья, на которые было больно смотреть - так они переливались гипнотизирующими узорами. И практически в центре стоял пони разительно отличающийся от местных жителей, пони, кажущийся здесь совершенно лишним.
Это был жеребец земного пони, на вид лет восемнадцати или двадцати, встрёпанный, поджарый, крепкий. Цвет его шкуры напоминал лист дорогой писчей бумаги, которую какой-то шкодник забрызгал чернилами. Пони этот на задних копытах стоял возле самого фонтана и воодушевлённо играл на скрипке ту самую плясовую мелодию, под которую кружили пары. Глаза жеребца были закрыты, а на губах играла задорная, ехидная  и, кажется слегка мечтательная улыбка, а у задних копыт была небрежно брошена шапка, в которой поблёскивало несколько металлических кругляшков и, кажется, было что-то ещё.

Жеребец играл на скрипке, то и дело притопывая и пританцовывая. Даже стоя на задних копытах, не самое удобное для пони положение, он великолепно держал баланс словно это не противоречило природе. Периодически он начинал кружить вокруг шапочки  отвешивая шутовские поклоны проходящим мимо пони, которые нет-нет да бросали в шапочку переливчатые кусочки металла ромбовидной формы. При этом, несмотря на выкидываемые коленца, скрипач ни разу не сбился с ритма, ни разу не сфальшивил. И это при том, что действовать он мог только копытами.
Вот он закончил мелодию и снял скрипку с плеча, переводя дух. Глаза жеребца открылись, являя миру белёсые бельма, закрывающие весь зрачок и радужку - жеребец был совершенно слеп, но, казалось, ему это совершенно не мешало. Он повертел головой, словно разыскивал кого-то в толпе и вот, невидящий "взгляд" пони остановился на невидимой для всех кобылке. Улыбка на симпатичной мордочке пони стала ещё шире, он поднял копыто с невесть как держащимся там смычком и приветливо помахал Флорет.

Видя замешательство кобылы, если конечно, к нему применимо слово "видел", жеребец прыснул в копыто. Воистину, фестралка, тщетно ищущая, кто же из окружающих мог привлечь внимание скрипача, выглядела комично. Что странно, окружающие совершенно не замечали ночную кобылицу, и разве что сквозь неё пока не проходили, а вот скрипача видели - доказательством тому служила горстка разновеликих серебряных с редкими вкраплениями золота монет, покоящаяся в шапке жеребца по соседству с парой потёртых игральных костей. А вот сам пони несомненно видел Флорет, ибо "взор" его, пусть и незрячий, устремлён был прямо на неё, да и замешательство кобылы явно не прошло для него незамеченным, немало повеселив. Когда же Флорет укусила сама себя, пытаясь проснуться, жеребец и вовсе не выдержал, заразительно рассмеявшись.
Смех его был приятным. В нём не было злобы, наслаждения кобыльей неловкостью или сарказма, просто веселье пони, увидевшего нечто безумно забавное.
- Вкусно? - на чистом эквестрийском спросил он, отсмеявшись, чем разрушил последние сомнения в том, что кобыла для него не является фантомом.

- Хе-хе! Благодарю, мисс, - жеребец поклонился очередной окрылённой кобыле, бросившей ему в шапку золотую пластинку, после чего вновь обернулся к Флорет. - Тогда не кусай их. Видит небо, они тебе ещё пригодятся в целости.
Он снова вскинул скрипку к плечу и начал наигрывать что-то фривольно-задорное, комично покачивая бёдрами в такт музыке. Несмотря на то, что слепые бельма определённо не могли видеть, да и понять, куда они "смотрят" было проблематично, кобылку не отпускало ощущение цепкого изучающего взгляда.
- Что это за место? - переспросил он, не переставая наигрывать. - Тебя интересует что это за место? Или что это за город? Где это находится? Или когда? И это всё, что тебя беспокоит?
Скрипач снова засмеялся. заставив скрипку издать такой же смеющийся звук.
- Город сей зовётся Пхасумандиром, а пони его населяющие - величественные махароба. Ну и бриззи тут же сбоку примазались. А не видят они тебя наверное потому, что тебя здесь просто нет. Меня, в принципе, тоже. Приятное место.